Вера Камша - Vive le basilic!

– А в стойкость нашего гаррахского друга вы верите? Может, побеседовать с уважаемым представителем местной власти еще разок?

Побеседовали. Разговор принес не больше пользы, чем предыдущие. Перепуганный еще сильней, хотя, казалось, сильнее некуда, старейшина как заведенный твердил: «Я же говорил, они безжалостные, я же говорил… несчастный мой дядя… несчастные родичи… никого не оставили… А вы не верили… Они есть, есть, есть!.. Видите что творят?! Вы должны их поймать, а вы нас мучаете…»

– Поймать их мы и в самом деле должны, – прервал поток сетований Пайе. – Хотя бы для того, чтобы понять, с кем связались. Не с покойниками же, в самом деле!

– На обычных бандитов, – заметил Дюфур, – мягко говоря, не похоже.

– А кто говорит про обычных? Запугали гаррахов извергами, перерезали свидетелей. Теперь поди докажи, что убийцы белые или хасуты… Что такое, Тома?

– Господин капитан, нездешнего нашли. Вроде охотник вот из его деревни…

– Живой?

– Какое там!

– Сюда его!

Само собой, покойника Поль не узнал. Пайе запоминал местных лучше, но он и болтался по саванне не первый год.

– Родич старейшины. Когда мы у них появились, я его точно видел.

– Выходит, сразу же сюда двинул, – сделал вывод Дюфур, – надо думать, без отдыха шел. И что-то не верится, что сам так старался, скорее, наш почтенный старец его с предупреждением отправил.

– А мы сейчас спросим. Кайфах…

Хасут повысил голос, тон его стал визгливо-угрожающим. Гаррах замотал головой и залопотал что-то возмущенное, но Поль повидал слишком много шулеров, сутенеров и грабителей, чтобы устыдиться.

– Мой хороший знакомый комиссар Бонне, – припомнил репортер, – кстати, очень душевный человек, считает, что вид места преступления на преступников действует благотворно. Может, спустить этого господина в тайник? Для начала на часок?

Переводчик кивнул и с явным удовольствием перевел. Старик запричитал с новой силой. Теперь он требовал миссионера, чтобы поклясться еще и чужому богу.

– Все равно соврет, – поморщился Дюфур. Пайе пожал плечами и опять спросил про разбойников. Старейшина закатил глаза к стервятникам и разразился очередной речью. Нет, сказать, где надо ловить извергов, он не может. Вот не знает, и все. Есть старый город в скалах, может, там… Или еще дальше, в джунглях… Никто ничего не видел, убивают они всех, вот и все. Муж сестры младшей жены здесь оказался? Нет, не знаю, ничего не знаю!..

– Не знает он!.. – Пайе уже не пожал, передернул плечами и повернулся к Кайфаху: – Расспросите хорошенько. Главным образом про тайник, но еще один труп мне не нужен, от него точно толку не добьешься. Монье, проследите.

– Да, капитан, – неожиданно четко откликнулся доктор.

Хасуты оживленно заговорили на своем языке; казалось, они обсуждают поход в скобяную лавку. Рядом с недовольным видом рылся в карманах капитан.

– Дюфур, – окликнул он, – не желаете помочь доктору?

– Не так чтобы очень.

– Тогда идемте. В этой мертвецкой делать больше нечего. Налет был вчера под вечер. Уйти могли далеко, а у нас лошади не поены. Становимся лагерем и думаем. Закурить не дадите?

Лагерь разбили на старом месте, но, когда это было сделано, занятый своими мыслями Дюфур не заметил: журналист бился над загадкой Тубана, и отнюдь не из желания обойти капитана. Извергов нужно было найти и перестрелять как бешеных собак, второе не представляло труда, первое казалось почти невыполнимым. Следов за пределами «столицы» не осталось, а старейшина, несмотря на хасутские методы, молчал, то есть твердил в перерывах между воплями, что аргаты есть, будто в этом кто-то сомневался, и умолял от них избавить. Через полчаса он потерял сознание, и Монье остановил допрос.

Сперва притихший, а потом разбушевавшийся миссионер налетел на Пайе, требуя предать тела земле. Капитан выслушал и внезапно согласился. Лошади отдыхали, люди угрюмо, но безропотно стаскивали трупы в ямы, из которых гаррахи брали глину. Когда все было кончено, за дело взялся «мракобес», и доктор не сказал по этому поводу ни единого слова.

Бормочущий монах в коричневой рясе, подпевающие ему кокатрисы и кружащие над ними всеми стервятники казались бредовой фантазией; Поль не выдержал и, проявив малодушие, убрался в лагерь, где продолжил ломать голову. Если конвой перебили аргаты, как добыча оказалась в тайнике? Аргаты сговорились со жрецом, а тот присвоил добычу? Но для чего в таком случае истреблять всю деревню, причем в иной манере, чем легионеров? Хорошо, пускай ограбление и резня напрямую не связаны: конвой ограбили гаррахи, приплетя мертвого аргата для отвода глаз, а «столицу» вырезали заделавшиеся всадниками аксумиты или сорвавшие с лошадей подковы хасуты, только зачем?! Золото? Про него, похоже, никто, кроме хозяина тайника, не знал…