Вера Камша - Vive le basilic!

Пауза. Перевести дух, еще раз прикинуть, где у оппонента слабые места, и вперед, нечего тянуть! Мимо… Мимо… Ах ты ж… Вместо того чтобы в очередной раз отдернуть ногу, Пайе вывернул стопу, встретив хлесткую подсечку рантом подошвы. Получилось больно, но Поль ответил мгновенно – сменил ногу и уже слева достал-таки капитана в бедро изнутри. Хорошо получилось, чувствительно. Кокатрис попятился, борясь с болью, и тут же получил добавку практически в то же место. Победа?

Черт! На повторном ударе Дюфур слишком сильно качнулся вперед в своем стремлении дотянуться до цели, и правая рука противника тут же «выстрелила» навстречу. Тяжелый кулак врезался сбоку в ребра, сбивая дыхание, репортера отбросило назад. И тут последовал новый сюрприз – легионер саданул газетчика ногой, причем высоко, в живот. Правда, пропущенные удары сказались, и вышел скорее толчок, но с ног Поля он свалил. «Не узнать северную манеру, вот же болван!»

Дюфур откатился подальше и вскочил, мысленно ругая себя за тупость. Злость на себя вызвала злость вообще, кровь вскипела, требуя решительных действий. Справившийся с болью в бедре капитан, судя по тому, каким тяжелым и мрачным стал его взгляд, испытывал схожие чувства.

Двое, на секунду замерев, выпрямились и… сделали по шагу назад, подмигнули друг другу и снова шагнули вперед, теперь уже для рукопожатия.

За ужином легионеры поглядывали на Поля с уважением – таланты командира были им ведомы, а тут, считай, ничья. Эти взгляды помогали коньяку кружить голову. После ужина недавние соперники остались у костра, над которым висели все те же Юнона с Марсом, а вот Юпитер загородила щербатая, дурно вычищенная луна.

– В Легион приходят разные люди. – Пайе внезапно понравилось объясняться. – С разным опытом и умениями, кое-что оказывается полезным… Если б не наши парни с… сомнительным прошлым, я бы проиграл.

– Вот почему вы так умело защищались, а я-то поначалу решил, что дерусь с кулачным бойцом. – Репортер внимательно посмотрел на собеседника. – Шуазский вариант «сапожка»… Высокие удары у вас полюбили задолго до того, как это стало хорошим тоном в столичных залах.

– У нас? – неожиданно усмехнулся Пайе. – Наши ребята, конечно, молодцы и уж всяко дадут фору столичным гвардейцам, но в вас я бы им посоветовал стрелять. Без предупреждения.

– Спасибо, – от души поблагодарил журналист, – но, говоря «вы», я имел в виду отнюдь не кокатрисов.

– Да? И кем вы меня полагаете?

– Правнуком шуазского роялиста и внуком генерала Империи. – Если б не поединок и не коньяк, Дюфур проверил бы дневную догадку иначе и позже, но сейчас его понесло. – Кого из них вы стыдитесь?

– Колонии не благоволят к титулам, – отрезал капитан, – а титулы не благоволят к Республикам, сколько бы их ни было…

– Туше! – Дюфур приподнял несуществующий цилиндр. – И тем не менее вам любопытно, откуда этот щелкопер знает ваших предков.

– От скотины Монье. К несчастью, идя в рейд, мы обязаны тащить с собой врача, хоть и здоровы, как кони.

– Ошибаетесь, мсье доктор полагает вас обывателем из Пти-Мези. Успокойтесь, охота шла на другую дичь, вы выбежали из кустов случайно. «Бинокль», если вы вдруг не знаете, в дружбе с нынешним премьером и время от времени грызет его противников. Позапрошлой осенью мы взялись за легитимистов, среди которых обретался некто де Мариньи…

– Черт!

– Что вы сказали?

– Ничего.

– Отлично. Мой коллега Руссель занимался политическими делишками наших героев, я по старой дружбе справился в полицейской префектуре, а ведущий светскую хронику взялся за родословные. Реставрация породила целую армию «дворян», ведущих свой род от Карла Святого; если им указать на прадеда-старьевщика или лакея, они впадают в неистовство. Прадед нынешнего де Мариньи оказался шорником, сын шорника завербовался в армию Первой Республики, затем примкнул к басконцу и женился на сестре своего полкового товарища, вашего деда, если вы вдруг не знаете.

– И что с того?

– Ничего, кроме того, что, когда из алеманского сундука вытащили Клермонов, внук шорника вспомнил, что он еще и внук маркиза – участника Шуазского мятежа, то есть, простите, восстания. Во времена Империи семейство процветало, денег и связей хватало, так что будущий маркиз де Мариньи был принят любителями Клермонов с распростертыми объятиями. После Реставрации он обратился с ходатайством о титуле и получил желаемое. В немалой степени потому, что единственный наследник погибшего роялиста по мужской линии, генерал Анри Пайе де Мариньи, оставаясь приверженцем покойного императора, не пожелал менять полученный от него титул на фамильный.