Анна Старобинец - Первый отряд. Истина

Приходит вечер.

Приходит узкоглазый человек с недостающими пальцами. Деловито снимает полиэтилен с даниловской лодки. Тащит лодку к воде. В его сторону никто даже не смотрит. Как будто он невидимка.

Приходит тоска.

Приходят тени моих мертвых друзей. И тени врагов. Все рассаживаются, кто на чем. Как зрители перед главным спектаклем сезона.

В самом конце приходит чудовище о двух головах. Я не удивляюсь. Мне почти все равно. Я говорю ему: «здравствуй».

Это Оборотень.

Мой червонный сиамский валет.

Два одинаковых тела, два идентичных лица, две пары пристальных глаз.

Четыре руки: две для объятий, две чтобы душить.

Два чувственных рта. Один поцелует. Другой загрызет меня насмерть.

Один говорит:

— Я так по тебе соскучился, Ника.

Другой говорит:

— Ты мне снилась во сне.

Один говорит:

— Когда я увидел, что не проснулась Старуха…

Другой говорит:

— Когда я увидел, как она не проснулась…

Они говорят:

— Я сразу понял, что это ты.

— Я прилетел первым же самолетом.

— Чтобы быть рядом с тобой.

— Чтобы быть с тобой рядом.

— Чтобы тебя уберечь.

— Мой брат хочет убить тебя.

— Мой брат хочет убить тебя.

— Он не простит тебе смерти Греты.

— Он тебе отомстит.

— Иди ко мне, Ника.

— Иди ко мне, девочка.

— Это же я…

— Это я, Эрвин…

…Есть всякие сказки. Там злая колдунья превращает прекрасного принца в медведя. Или в свинью. Или в волка. Или даже в козла. Потом колдунья помещает его в ряду точно таких же медведей. Или свиней. Или волков. Или даже козлов… «Один из них — твой жених — говорит колдунья невесте принца. — Укажешь правильно — и я его расколдую. А ошибешься — погубишь и его, и себя…» Невеста должна узнать жениха и в таком обличье. Должна разглядеть его среди одинаковых, неподвижных зверей. Без всяких подсказок… Она всегда выбирает правильно. Только вот в сказках не говорится, как именно это ей удалось. Там предлагаются только общие формулировки. «Подсказало сердце». Или еще: «их вновь соединила любовь». Иногда там выходит солнце и «дарит свет истины».

А я в тумане. Связь прервалась. И мое сердце молчит.

Дай мне подсказку

Господи, или кто там, дай мне подсказку…

С противоположного берега реки раздается собачий вой, а может быть, волчий — глубокий, изломанный, как горловое пение народов Тувы. Один из «Эрвинов» задирает голову и смотрит на небо. На светлое небо, на круглую и мутную, цвета молочной пенки, луну. В луже топленого света эта луна кажется немного несвежей… Но собакам нравится падаль. И волкам тоже. И ему. Одному из двух… Он прикрывает глаза — не до конца видны полоски белков. Острый кадык мелко елозит под бронзовой кожей…. Собака воет. А может быть, волк. Протяжно и тяжко. У него такой вид, как будто он тоже хочет завыть…

Второй смотрит прямо. Смотрит лишь на меня. С надеждой, с тревогой. Подсказало сердце. Я, наконец, понимаю, кого выбирать.

Я говорю ему:

— Эрвин.

И он кивает. Он делает шаг в мою сторону… Но тот, второй, срывается с места и тоже шагает вперед. Вперед и немного вбок, так, чтобы преградить Эрвину путь. Его губы белеют от злости.

Они стоят, напряженные, опасные, готовые прыгнуть. Лицом к лицу. Отражаясь друг в друге. Как два свихнувшихся зеркала. Как согнутая пополам карта со сросшимся валетом червей.

— Прекратить! — Со стороны реки к ним подходит беспалый. — Прекратить цирк. Сейчас каждый сделает шаг назад.

Они вдруг слушаются. Как марионетки. Оба послушно отходят.

— Посланник…

— Посланник…

Они склоняют головы перед ним.

— Никто не тронет ее, — равнодушно сообщает беспалый. — Она нужна нам сегодня. На той стороне. И вы, оба, тоже нужны. Я поведу вас всех на экскурсию.

— Но, посланник!..

— Не обсуждается. — Его щелки равнодушно мерцают. Он уходит к реке.

Они оба провожают его одинаково обиженным взглядом. Потом тот, который смотрел на меня с надеждой, с тревогой, тот, которого я узнала, который первым ко мне шагнул, — он вдруг сплевывает, с тоской и досадой, себе под ноги. Потом поднимает на меня глаза. Они синие-синие. Я узнаю этот взгляд. Внимательный, как у доктора. Как у ангела, явившегося к смертному ложу… Как у Эрика, который душил меня ночью во сне.

— Я перегрызу тебе глотку. — Его верхняя губа ползет вверх. Не сейчас, так потом.

Он шагает прочь. Куда-то к реке. Потом вдруг останавливается. Он говорит:

— Эрвин! А помнишь сказку? Ну, где Герда и Кай?

Тот, второй, которого я не узнала, который чуть не завыл, который хотел меня защитить, который сейчас остается со мной, он чуть заметно кивает.