Мария Захарова: Колония № 6: первая положительная

Майя уцепилась липкими от слез и крови руками за перила. Десять ступенек, последние десять шагов. Иди же, Давай.

Она орала в душе, орала истерично, надрывно, но не звука вслух. Нельзя кричать! Дотащила себя до двери и, только ухватившись за ручку, поняла, что сумка больше не болтается на плече.

От осознания этого захотелось завопить во все горло. В ней остались ключи, а вместе с ними и шанс на немедленное спасение. Не раздумывая, Майя принялась барабанить в дверь.

«Только будь дома. Таис, миленькая, будь дома, подойди к двери», — беззвучно взывала Майя к сестре, не понимая, о чем думает. Кроме как дома сестре негде было быть. В колонии по ночам не гуляют ни подростки, ни те, кто постарше.

А в ответ на ее безмолвные мольбы — тишина, темнота и дыхание на затылке. Они близко, совсем близко. Она чувствовала их. Идут на запах.

«Таис!» — очередной безмолвный крик и новая порция ударов о дверь: «Сестреночка, маленькая, родная, открывай уже. Пожалуйста»!

— Кто?

Сердце ухнуло в пятки, и девушка, не сдержавшись, закричала.

— Майя!

Он сидел в кресле и, бессмысленно уставившись в телевизор, перебирал в руках четки. С экрана гладко прилизанный диктор вещал об участившихся в последнее время ночных нападениях со взломом. Как же ему все это надоело. Надоели эти малолетние придурки, совершенно не умеющие себя контролировать. Надоели их визжащие родственнички. «Ой-ой-ой, мой сыночек не виноват»! А кто виноват? Он что ли? Потому что оттащил недоноска от очередной жертвы? Каждую ночь одно и то же. Сколько можно?!

Со злостью Тейт отшвырнул побрякушку в угол. Достали! Основательно!

Из бара, соблазняя, на него поглядывала початая бутылка виски. До жути хотелось пригубить, но нельзя — время. Скоро на дежурство.

Ну, что за жизнь. На кой черт, он сам себя отправил в ссылку. Кому от этого легче? Сонье? Как же! Ей уже давно все равно. В земле под мраморной плитой однозначно на всех наплевать.

Вскочив на ноги, мужчина принялся мерить шагами комнату.

Ну да! Не уследил. Должен был, но не смог. И зачем она вообще туда поперлась в этот клуб. Не предупредила его.

Черт! Опять. Сколько можно мусолить эту тему! Будь он поумнее, давно бы успокоился. Смылся из этой дыры в какое-нибудь приличное место и жил себе припеваючи. Так нет же, еженощно возится с идиотами. А их и перевоспитать-то невозможно!

Будильник на полке пропищал половину десятого. Появилось желание отфутболить его вслед за четками, но он сдержался. Тейт потряс головой, приводя мысли в порядок, взял себя в руки, насколько получилось, и отправился одеваться.

Черные брюки, черная рубашка, черные туфли — и кто придумал, что они должны постоянно ходить в этом? Что других цветов не нашлось?

Он ненавидел черное. Для него это был цвет смерти.

Прицепив значок смотрителя на карман, мужчина уставился на себя в зеркало.

Нет, ну Дракула самый натуральный. Сами же постоянно твердят — «не пугайте, будьте вежливы», — а нормальной человеческой формы выделить не в состоянии. Какого фига, они налоги платят? Может с транспарантом выйти — «Даешь нормальную одежду!» — вот прикольно получится, про себя усмехнулся он.

Последний раз одернув рубашку, Тейт прошелся расческой по волосам и, мило улыбнувшись своему отражению заученной улыбочкой старшего офицера, сказал себе: «Вперед, на службу».

Заметив его сборы, Мусик сползла с дивана и застыла возле двери на кухню, нервно подергивая хвостом.

— Блин! Опять забыл покормить. Прости кошара.

Перерыв весь ящик, он наконец-то нашел пакет с кормом, беззвучно коря себя. Знала бы Сонья, как он обращается с ее подарком, убила бы. Вспомнилось, как сестра вечно притаскивала домой разных мяукающих созданий, Тейт расплылся в улыбке. Хоть что-то хорошее осталось.

— Держи, животное.

Последний взгляд на часы и он уже на улице, как раз вместе с первой командой «отбой». Как и всегда в это время на дворе никого. Все люди попрятались по своим норам.

— Трусишки, — молодой человек с горечью усмехнулся и закурил.

Засунув руку в карман, Тейт направился к Ривьере. Работа не ждет.

Его самый неблагополучный район. Хлипкие домишки понатыканы один на другой, двери, еле держащиеся на петлях, заселен законченными отморозками. Каждый второй — насильник или убийца. На его взгляд, такие как они, не заслуживают права на жизнь, пусть и в колонии. Их надо сразу осушать и в печку, чтобы землю не марали своим присутствием, но межрасовый совет был с его мнением не согласен.