Нэнси Холдер - Воскрешение

Мысли снова вернулись к поездке в Кельн. Николь сама не понимала, почему так часто вспоминает этот город. Девушка задумчиво потянулась за чашкой... потянулась за чашкой... потяну...

Однако чашки на месте не оказалось — так же как и Николь.

НИКОЛЬ

Храм слепых судий

Окутанная белой дымкой, Николь, пошатываясь, стояла в центре небольшого круга. По мере того как туманная завеса рассеивалась, девушка начала различать высившиеся со всех сторон греческие колонны, вершины которых исчезали в гуще облаков. Между колонн в белых мраморных креслах сидели мужчины и женщины в греческих тогах, юные, гладколицые, с молочно-белыми глазами. Среди них были и белокожие, и золотисто-загорелые, и смуглые, и иссиня-черные.

— Где Оуэн? — воскликнула Николь, — Где я?

— Николь Андерсон-Мур, ты предстала перед судом слепых судий.

Девушка скользнула глазами по лицам, но так и не поняла, кто говорил, — никто из сидящих даже не шевельнул губами.

— Где мой сын?! — закричала она, бросаясь к ближайшему мужчине, но в пяти футах от него ударилась о невидимую преграду. Ведьма в отчаянии замолотила кулаками, — Оуэн!

— Ребенок тебя сюда и отправил, — снова заговорил таинственный голос. Как и прежде, на лицах судий не дрогнул ни один мускул.

— О чем вы? — Она опять врезалась в невидимую преграду.

Если успокоишься, мы все расскажем.

— А! Вы Деверо? — спросила Николь.

В зале почувствовалось какое-то движение. Девушка по очереди заглянула каждому в лицо. Со всех сторон на нее смотрели молочно-белые глаза.

— Мы не Деверо и не Каор, у нас нет имен, — ответил голос. — Мы выше этого.

— Оуэн...

— Это ты его так назвала.

Николь с трудом сглотнула воздух.

— А у него есть другое имя? Вы знаете, кто отец?

— Это ты должна нам сказать. Для того тебя и вызвали. Чтобы получить подтверждение.

— Вы... Вы полагаете, вам известен отец, — медленно проговорила она; сердце учащенно забилось, голова пошла кругом, на лбу выступил пот. — Скажите мне кто...

Ответом стало молчание.

— Тебя вызвали, потому что этот ребенок не должен был родиться.

Николь онемела от ужаса: они хотят погубить Оуэна!

— Нет-нет! Должен! — выпалила она. — Конечно, должен!

— Значит, ты способствовала изменению равновесия, — объявил голос, — и понесешь наказание.

НИКОЛЕТТА, ИЛАЙ, ЛУИ, МАРИ

Исэ, Япония, 1281 год

Облаченный в черные одежды, как подобает священнику синто, затворник Камеяма — великий император Японии — распростерся на татами перед сияющим на столике зеркалом богини Аматерасу, его покровительницы и божественной супруги. Молился он безмолвно — Она сама знала, что у него в сердце. Камеяма никогда не дерзнул бы обратиться к Ней напрямую, хотя раз в году, сливаясь в духовном соитии, они даровали благословение Японии.

За стенами простого деревянного храма молились тысячи подданных. Никогда еще столько людей не собиралось на молитву; их искренняя вера в то, что Япония пользуется особой благосклонностью небес, казалась осязаемой; разве семь лет назад Аматерасу не наслала бурю, заставив отступить врагов?

Однако в этот раз стране угрожали сто сорок тысяч неистовых воинов страшного хана Хубилая, владеющего новым оружием и способами ведения боя. Варвары-монголы приплыли на четырех тысячах четырехстах кораблях и дрались не как японцы — один на один, согласно требованиям чести и воинского искусства, — а огромной, слаженно действующей группой, точно неведомое высшее существо. Японская армия насчитывала лишь сорок тысяч воинов, обученных рукопашному бою, — потому и гибли японцы один за другим, так что море заалело от крови.

Семь лет назад страну спас чудовищный шторм, потопивший половину монгольского флота. Ураган, несомненно, наслала богиня Аматерасу, и еслиОна услышит молитвы верных слуг, то сотворит чудо еще раз. Отныне дни и ночи превратились в одну бесконечную молитву, возносящуюся к небесам с фимиамом, под перезвон колокольчиков и монотонные песнопения.

Тем не менее, погода стояла прекрасная. Враг убивал воинов Камеямы по всему побережью, то в одном месте, то в другом. Преданные самураи падали, точно стебли риса, под напором монгольских клинков и стрел. Камеяма опасался, что против Хризантемового трона скоро восстанут и японские враги императорской семьи — стоит только ослабнуть.

Пока император молился Богине, самая могущественная ведьма с величайшим на свете колдуном потихоньку, на свой лад, делали все возможное, чтобы помочь Аматерасу. То были Николетта Каор и ее муж Илай Деверо.