– Кстати, перстень отдай, – напомнил Карсидар. На пиру у него было видение, в котором мать особо завещала беречь эту вещицу.
Однако возвращать перстень владельцу было сейчас некстати.
– А тебе он зачем? – угрюмо проворчал Читрадрива. – Ты и без перстня силён, не то что я, твой жалкий учитель. Кроме того, ты не сможешь распорядиться им так же умело, как я.
После небольшого раздумья Карсидар согласился, что это разумно, и почти сразу захрапел. А утром чуть свет отправился с Михайлом во дворец. Князь его, видите ли, ждёт!
Читрадрива для отвода глаз провалялся в постели до тех пор, пока в окрестных церквях уж и колокола перестали звонить – пусть сотниковы слуги думают, что он всё ещё плохо себя чувствует. Затем встал и позавтракав какой-то безвкусной кашей (как раз с сегодняшнего дня у русичей начиналось повальное голодание, называемое «рождественским постом») собрался на поиски.
Однако не тут-то было! На него набросилась сотникова дочка. Она пыталась заговорить с Читрадривой ещё накануне, после баньки, но так и не решилась. Зато сейчас Милку прямо прорвало, и, поминутно краснея, вздрагивая и понижая голос почти до шёпота, девушка принялась расспрашивать о Карсидаре. Ей хотелось знать абсолютно всё, даже мельчайшие подробности вроде того, какого цвета одежду он любит.
Насилу отвязавшись от Милки, Читрадрива выбрался из дома и побрёл по оживлённым улицам к Копыреву концу. Погода стояла ясная, хотя было ужасно холодно. Оканчивался листопад, близился месяц студень – да уж, более удачного названия не придумаешь! Читрадрива был вынужден идти неспеша и осторожно вдыхать морозный воздух через нос, чтобы снова не простудиться. Несмотря на эти маленькие неудобства, настроение у него было превосходное – ведь он шёл искать если не свой, то, во всяком случае, родственный народ! А на указательный палец правой руки, скрытый тёплой рукавицей, был надет заветный талисман с голубым камнем. Почему-то верилось, что иудеяне помогут разобраться с загадочным камешком и откроют такие его свойства, о которых ни один анах и помыслить не мог.
Копырев конец он нашёл довольно легко, поскольку именно через Копырев русичи доставили их из Вышгорода. Но что делать дальше, Читрадрива понятия не имел. Обращаться за помощью к прохожим не хотелось. Иудеяне обошлись с богом русичей плохо, прибив его к кресту. И хотя сами русичи против этого, кажется, не очень возражали, Читрадрива теперь понимал их настороженное и несколько высокомерное отношение к иудеянам. Значит, расспрашивать прохожих не следовало. Он припомнил, как вроде бы услышал похожую на анхито речь при въезде в Киев, только не придал этому должного значения. Попытался найти дома, мимо которых они проезжали – но потерпел неудачу.
В принципе, Михайло рассказывал, что иудеяне живут в отдельной слободке за городской стеной. Но ведь есть и богатые, поселившиеся в городской черте!
И тогда Читрадрива решился на крайнюю меру – представив себе камень из надетого на руку перстня, начал прислушиваться к речи прохожих…
Словно в отдалении раздались два голоса, переговаривавшихся на очень искажённом анхито. Не веря себе, боясь ошибиться, Читрадрива прошёлся взад-вперёд, отклонился чуть влево. Голоса то делались более отчётливыми, то наоборот – как будто смолкали. Наконец он выбрал нужное направление. Оказывается, следовало свернуть около высоченной церкви и миновать ещё около семи усадеб. И тогда, почти под самой городской стеной…
Тепло одетый благообразный старик и более молодой, но весьма представительный мужчина сидели во дворе не очень большого дома и вели беседу. Говорил младший, и даже не говорил, а тараторил, да так бойко, что около его рта клубилось облачко пара.
Читрадрива видел этих людей в просвете приоткрытых ворот, слышал сказанное, но из-за быстроты ничего не воспринимал. Чтобы понять странную речь, вновь пришлось представлять голубой камень. Дело пошло на лад, смысл сказанного начал в общих чертах проясняться. Парочка философствовала, наслаждаясь покоем. Вот старик ловко ввернул нечто слишком заумное…
Читрадрива шагнул в ворота, но на него сразу же залаяли два громадных цепных пса. Собеседники замолчали и посмотрели в его сторону. Тогда Читрадрива как можно вежливее сказал на анхито:
– Шлэми! Мэс'ншиум? (Здравствуйте! Как дела?)
Собеседники переглянулись и с выражением величайшего изумления уставились на Читрадриву. Скорее всего, они решили, что ослышались, ибо язык гостя для них должен был звучать столь же странно, как и их речь для Читрадривы. На всякий случай он повторил приветствие.
Читать дальше