Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается

— Но если там было так хорошо, — поинтересовался Ахим, — зачем мы оттуда ушли?

— Ты сейчас задал очень важный вопрос, — совершенно серьезно ответил дед. — Важнее ответа на него нет на свете ничего. И мы с тобой обязательно его найдем. А для начала ты должен знать правду о реке времени. Но только обещай мне, что не откроешь эту тайну никому, кроме своих сыновей.

— А у меня будут сыновья?

— Конечно, и не один.

— Хорошо, деда, обещаю…

И тогда он узнал, что сказка про реку времени называется иносказанием. Тот, кто писал ее, вовсе не имел в виду Бехему. Ведь не зря в конце говорится, что «в силах людей заставить ее сделаться либо гибелью, либо спасением». Запруда — это три народа, их Великое Объединение, которое становится огромной мощью, но все в итоге сводится к тому, как и кто этой мощью распорядится. Ведь есть люди добрые, есть злые, а есть вообще нелюди, только внешне сохранившие человеческий облик. И все они так или иначе стремятся к власти. Только каждый по-своему. Добрые люди живут надеждами, часто не видят угроз, которые необходимо незамедлительно устранять, они производят впечатление ленивых увальней, но в них живет большая сила, и несдобровать тому, кто покусится на их волю. Злые люди к власти стремятся, но не сами. Потому что все их желания и устремления порабощены нелюдями, которых, разумеется, меньше всех, но которые действуют сплоченно, продуманно, жестоко и неторопливо. Настолько неторопливо, что многие их вреда просто не замечают.

Дед говорил просто, Ахим многое понимал или думал, что понимает. Хотя настоящее прозрение случилось с ним гораздо позже, незадолго до разговора с отцом, когда тот упомянул подвиг Великого Объединения. Добрые, злые и нелюди присутствовали в каждом из трех народов. Первые наивно и безуспешно стремились к общему благу, вторые — к благу для себя, а третьи — к разрушению всех благ, поскольку только тогда они могли утолять свою жажду. В прямом и переносном смысле. Нелюди, или, как теперь Ахим называл их, «темные сущности», нуждались в постоянном питании. Но поскольку обычная пища не могла пойти им на пользу, они черпали силы из тех, кто им их отдавал, сам об этом не подозревая. Больше всего сил им придавали ненависть и страх. На примере вабонов и шеважа это было более чем очевидно: соседи ненавидели и боялись друг друга. От зимы к зиме. Много зим. Столько, что никто уже и не вспомнит, с чего все началось.

Никто, но только не геволы. Они помнили. Их было мало, очень мало. Но они жили среди всех трех народов, знали общий язык — кен’шо, как назвали его шеважа, или кенсай, как называли его вабоны, или канитель , как называли его венедды, имели общие цели и обладали схожими навыками. Обо всем об этом Ахим узнал у Наставника, с которым не виделся чуть ли не с самой кончины деда, а тут заснул после шуточной, но оттого ничуть не менее возбуждающей битвы с женой, и ему приснилось, будто Наставник сам встретил его на крыльце своего Дома, чего обычно никогда не бывало, и предложил пройтись до горевшего невдалеке костра.

В Нави стояла ночь.

У огня грели руки двое. Когда Ахим подошел к ним, то заметил, что Наставника поблизости больше нет.

Один из двоих был одет в грубые шкуры и гордо выставлял напоказ огненно-рыжую шевелюру. Второй отличался высоким ростом, был светловолос и бородат, а его широкие плечи и грудь распирали простую домотканую рубаху до колен, подпоясанную красным поясом, какие носили и у вабонов; из-под рубахи красиво переливались в отблесках костра широкие черные штаны из незнакомого Ахиму легкого материала, заправленные в короткие, прекрасно сшитые сапоги на тонкой подошве и с загнутыми кверху мысками. Оба выглядели безоружными. Ахим обменялся с незнакомцами кивками и сел к огню.

Молчание затягивалось. Казалось, они ждут кого-то, кто поможет им начать разговор, ради которого они здесь собрались. Ахим не выдержал первым. Он поймал взгляд светловолосого бородача и, подбирая слова, сказал, что не хочет проснуться, так и не узнав, к чему все это. Бородач одобрительно наклонил голову. Рыжий в знак согласия поднял обмотанную кожаным ремнем руку и сказал, что его имя Гел и что он сын Немирда и вождь клана Тикали. Ахим назвал себя, причем решил, что сейчас как раз тот случай, когда можно открыть оба имени. Бородача звали Человрат.

— Что происходит? — спросил Гел.

— Нас призвали, — спокойно сказал Человрат.

— Что это значит? — не утерпел Ахим, у которого, как и у шеважа, было больше вопросов, чем ответов.