Райдо Витич - Обитель Варн

- Привет, - оглядела застывшую у зеркала санузла подругу.

- Что надо? - буркнула та, с силой хлопнув дверью санкомнаты. Прошла к постели.

Алиса вздохнула, проводив ее виноватым взглядом: три недели уже прошло, а Люция все в себя прийти не может - злится, бурчит всем недовольная, и смотрит, словно Сталеску специально в тот тоннель ее затащила, физиономией в маховик сунула.

- Люсь, я тебе яблок принесла...

- Нужны мне твои яблоки, - фыркнула та, сев на постель к подруге спиной. - Шла бы ты, откуда пришла.

- Слушай, Маликова, перестань дуться. Я-то тебе что сделала? В чем виновата? - села Алиса рядом.

- Ни в чем. Так, до кучи.

- Не надо меня в чужую кучу, я в твоей обособленно. Ты вот дуешься на меня, а я, может, последний раз к тебе пришла. Завтра увольнительная, а послезавтра ... тоннель.

- Опять? И пойдешь?

- А есть выбор?

- Выбор всегда есть, как и выход.

- Угу, - Алиса облизнула губы, искоса поглядывая на подругу. - Люсь, я... посоветоваться хочу. Как раз насчет выбора. Есть три варианта: губа за отказ выполнять приказ, потом трибунал и еще два года в полном дерьме со всеми вытекающими... Второй - рапорт о переводе в СВОН. Тоже не климат для меня. Передышка, ужин перед казнью. Ну, а третий... Вывести Стокмана из строя на пару недель, а там еще что-нибудь придумается.

- Последнее в подробностях, пожалуйста, - воззрилась на нее Люция.

- Ты сможешь завтра в шесть утра на стреме постоять?

- Зачем и где? - все интересней и интересней насторожилась Маликова.

Алиса вытащила из кармана две гильзы и патрон с красной полосой.

- Пугач, - скривилась презрительно Люция.

- Почти. Увечий, конечно, не будет, обожжет немного да форму испортит. Но смеха будет на весь дивизион. Начнет сержантик оружие чистить, а гильза и выстрелит, и дом его превратиться в арену для шоу. Заряд на полчаса фейерверка. А в гильзах краска. Боек нажмет и весь квадрат лица, одежда и окружающие предметы будут в фосфорной синьке. Недели две не смоет - проверено.

- Детство, - прошипела Маликова.

- Может быть. Но две недели мы выигрываем...

- Ты, - отрезала Люция.

- Хорошо - я, - вздохнула Алиса. - Две недели покоя - рай.

- Да даст он тебе после этого покоя, как же!

- Не будет же он с синей физиономией по дивизиону бегать? Возьмет отпуск, отгулы, больничный, в конце концов.

- Ага, а потом за прежнее с новыми силами.

- Ну, не убивать же его? - загрустила Сталеску - данный вариант был бы оптимальным, но категорически не подходил из морально-этических соображений. Хотя ... очень, очень хотелось Алисе плюнуть и на этику, и на мораль, особенно, когда на лицо и спеленатую руку подруги смотрела.

Та о чем-то задумалась, с угрюмым выражением исподлобья глядя перед собой. План Сталеску ей нравился в другом варианте, криминальном. И сердце радовалось от тех кровавых картинок, что рисовало воображение: разбросанные останки Стокмана по всему периметру холостяцкого жилья, или сам жив, но изувечен так, что и пластика не поможет - рука в мойке, нога на люстре...

- Давай наоборот, - предложила очнувшись.

- Что наоборот? - не поняла Сталеску.

- Я подменю заряды. Мне до его домика сто метров. Никто не заметит, на меня не подумает. А тебя в первую очередь потянуть могут. Составь алиби, с девчонками в клозете покури, светись везде и весь день, чтоб на каждую минуту был свидетель. Короче, давай свои патроны, - протянула здоровую руку.

- Люция, не надо тебе в это лезть. Одно дело покараулить, другое в дом офицера вломиться.

- В том-то и дело, что мне уже хуже не будет, спишут, даже если возьмут. Но не возьмут, у меня больше возможностей, чем у тебя. Время опять же не меряно. В любую секунду к нему забегу, а потом на процедуры, и докажи, что я из лазарета выходила.

- Принято... Примерно без двадцати шесть он выходит, чтоб размяться на плацу, потом идет домой, приводит себя в порядок и на подъем в казарму, - сообщила Алиса, вручая подруге гильзы и патрон. - Будь у его дома полшестого. Я подойду, покараулю. Как будет возвращаться, свистну. Меняй заряды во всех пистолетах, автоматах, что найдешь. Он аккуратист, оружие исправно чистит, авось до тоннеля успеет повеселиться. Печалью меньше.

- Угу, - кивнула Маликова, с отрешенным видом зажимая гильзы. - Завтра...

Она вышла на улицу и села на лавку. Настроение было отвратительным: Люция вызывала острое чувство жалости, а ее угрюмость навевала мысль об окончании поры дружбы и финише доверительных отношений. Думать об этом не хотелось, но думалось.