Анфиса Кохинор - Дурацкие игры магов. Книга вторая.

Витус замолчал, хлебнул хноца и, вытащив из кармана глиняную трубку, начал не спеша набивать её табаком. По залу "Аркалы" поплыли первые сизые струйки, но гном не торопился продолжать рассказ. Он пускал дым колечками, следил за тем, как они тают в воздухе, и молчал.

- Кхе, кхе, - деликатно напомнил о себе Валентин, и Витус перевёл на него тяжёлый, мрачный взгляд.

- Молод ты ещё, Валя, и хотя талантами в меня пошёл, жизненного опыта тебе не хватает. Думаешь, я не понимаю, что с тобой происходит? За друзей ты готов огонь и воду пройти. Уништу бы голыми руками разорвал, если б мог, но так уж случилось, что и Лайфгарм, и Дима с Тёмой обречены. А чувствовать себя бессильным - хуже некуда! Мне тоже друзей терять приходилось. Взять хотя бы того же Олафа. Он погиб, пытаясь спасти Галанию, но, увы… Я видел, как умирает мир, слышал его предсмертные стоны и ужасающий смех уништу, что пировала на обломках… Мне удалось проследить её путь до Лайфгарма, а потом проклятая тварь сменила облик и растворилась в мире. Тогда я тоже обзавёлся личиной гнома и поселился в Герминдаме. Четыреста пятьдесят четыре года я ждал, прежде чем уништу проявит себя, и дождался: Роксана приступила к трапезе, да подавилась. Убей, не могу понять: почему?! Источник поглотил её разрушительную силу, а мир отделался природными катаклизмами. С тех пор она ещё трижды пыталась разрушить Лайфгарм, и последняя попытка почти увенчалась успехом. Ей осталось лишь сломить сопротивление Димы, отдать соответствующий приказ и дело сделано. Хуже того, убив Лайфгарм, уништу не только восстановит силы, но и получит двух могущественных рабов. И если ни мир, ни твоих друзей нам уже не спасти, нужно попытаться не дать Роксане уйти вместе с ними.

- Как? - спросил Валентин и похолодел: ответ был очевиден.

- Именно. Ты всё правильно понял, сынок.

- Нет!

Солнечный Друг вскочил и заметался по залу, натыкаясь на стулья и столы. Представить себя убийцей друзей он не мог. Мысли носились в голове бешеными белками, руки тряслись, как у больного, а губы упрямо шептали:

- Нет, нет, нет…

- Почему? Почему ты оттолкнул меня, Дима? - как заезженная пластинка, шептал и шептал Артём.

Обняв руками колени, он неотрывно смотрел на щиты друга, а по щекам текли слёзы бессилия. Магическая стена, выстроенная Дмитрием, оказалась столь совершенной и безупречной, что временной маг не мог найти ни единой лазейки, ни единой зацепки, чтобы начать разрушение этого монолита.

- Магистр мог бы гордиться моим Димой. Им, а не мной! Я лишь жалкое подобие боевого мага, а настоящий, полноценный Смерть - он! Дима. Дима…

Имя друга всколыхнуло затаённую боль. Связь была разорвана, но Артём и так знал, что Дима страдает, и сходил с ума от того что не в силах облегчить его страдания. Конечно, он мог преодолеть щиты, воспользовавшись временным даром… Мог, если бы по-прежнему был сумасшедшим. Несмотря на иссушающее душу горе, рассудок временного мага оставался омерзительно ясным, а взгляды, брошенные на временной поток, отбивали всякую охоту что-либо менять. В будущем, Артём почти повсеместно натыкался на момент разрушения Лайфгарма, а если мир оставался цел, то в нём не было ни его, ни Димы. В вероятностях прошлого и вовсе царила неразбериха, словно само Время превратилось в хлипкую, вязкую топь под ногами, так и норовящую затянуть незадачливого путника. Артём смотрел, как лениво колышутся и мерцают безграничные вечные воды, и не смел коснуться их, ибо страшился, что это приведёт к фатальным изменениям в их с Димой судьбах.

- Я бездарь и идиот. Магистр был совершенно прав, говоря, что попытается сделать меня магом, равным хотя бы ему. - Тёма прерывисто выдохнул, вытер глаза рукавом чёрного с серебром плаща и вдруг замер, пораженный простой и такой заманчивой мыслью. - Магистр! Будь он жив, он бы обязательно помог нам!

Несколько минут Артём потратил на размышления, в какой отрезок времени переправиться, чтобы посоветоваться с Олефиром, а потом вдруг вспомнил его слова: "Встретимся в будущем!" и возликовал:

- Так вот что он имел в виду!

Больше временной маг не раздумывал - скользнул в прошлое, вырвал любимого магистра в миг его кончины и вернулся обратно, в камеру, со всех сторон ограждённую щитами Смерти. Усадив Олефира в сотворённое специально для него кресло, Артём попятился, наткнулся на холодную стену, остановился и облизнул пересохшие от волнения губы. Любимый магистр сидел, выпрямив спину, и с недоумением взирал на своего ученика.