Александр Байбородин - Урук-хай, или Путешествие Туда...

– Гхажши, мой маленький Гхажши, – вдруг замурлыкал коротышка, – я даже рад, что ты жив. Ты и представить не можешь, как я рад.

– Могу, – отрезал из темноты Гхажш. Судя по голосу, он перемещался по залу. – После того, как я умер, я могу представить всё, что угодно. Даже твою радость. Отдай малого, добром прошу!

– Нет! – коротышка прижался к моей обнажённой груди [9] Обнажённой даже от части кожи – шутка. и приставил мне кинжал к горлу. – Не отдам, и ни шага дальше, если хочешь получить его живым.

– Если я не получу его живым, ты отсюда не выйдешь.

– Ну и что, – пропел коротышка, – ты же всё равно не выпустишь меня. Ни меня, ни парней. У тебя семьдесят клинков наверху, я знаю. Ты нас всех всё равно убьёшь.

– Нет, – ответил Гхажш, – сегодня не убью. Убью, если встречу в другой раз. Отдай малого, Гхажшур, отдай!

– Хорошо, – согласился вдруг коротышка, – отдам. Только не сейчас. Ты нас выпустишь, а потом я оставлю его в лесу, раз уж он тебе так нужен.

– Без глаз, языка, ушей и ещё чего-нибудь? – зло рявкнул Гхажш. – Не шути со мной, ублюдок, я знаю, что значат твои обещания.

– Да, – с насмешкой ответил коротышка, – я ублюдок, выродок, сын твоей матери и твоего отца. Только ростом не вышел, папаше надо было пить шагху поменьше. Зато не придурок, как ты. «Урр-уу-гхай знают, что такое долг!» Кому ты должен? Твоим драгоценным уу-гхой? «Мы урр-уу-гхай, мы солнца не боимся!» Людьми они вознамерились стать! Запрягли себя в ярмо, сами себя погоняют и гордятся! «Мы знаем, что такое долг!» Я свободен! И мои парни свободны! Мы орки! Мы делаем, что хотим! Если я хочу, чтобы этот крысёныш подох под моим ножом, то так и будет! Ты мне не помешаешь! Даже если мне придётся убить тебя ещё раз!

Коротышка отпрыгнул от меня и засвистел лихим разбойничьим свистом. Противоположный, от входа, конец зала сразу заполнился орками, и он закричал им что-то непонятное. Орки толпой кинулись к входу. Они уже миновали меня, когда одновременно с разных сторон зала раскатился звериный разноголосый рык многих глоток: «Ур-р-р-а-а-а-агх!»

Коротышка метнулся обратно ко мне, но из-за столба ему навстречу прыгнула серая «волчья» тень и сбила с ног. В зале стоял глухой непрерывный неукротимый рёв и вой вперемешку с железным звоном и скрежетом, а у моих ног, между столбом и возвышением, в неярком свете факелов грызлись в яростной рукопашной два «оборотня». Победил коротышка.

Он отпрыгнул к возвышению, выставив перед собой свой коротенький кинжал. Его противник уронил меч, прижал руки к животу и попятился. Пятился он до тех пор, пока не упёрся спиной в мою грудь. Широкие плечи почти совсем закрыли меня, так что я мог только выглядывать, и мало что видел. Но я видел, как подскочил коротышка и начал яростно и быстро-быстро тыкать раненого в живот. Сквозь мех чужой волчьей безрукавки я ощущал, как каждый удар отдаётся толчками в моём теле.

Потом из темноты прилетел, вращаясь, изогнутый клинок, обернулся у коротышки вокруг шеи, чавкнул и полетел к дальней стене. Там он и упал, жалобно прозвенев напоследок. Коротышка качнулся, уронил голову, и она покатилась, глухо стуча по каменным плитам, а тело постояло ещё несколько мгновений, окатило нас густой чёрной кровью и рухнуло, так и не выпустив кинжал из ладоней.

Мой спаситель сполз прямо по мне, пробуждая резкую, рваную боль в освобождённых от кожи местах, и остался сидеть у моих ног, привалившись к столбу.

Скользящей походкой хорошего танцора вынырнул из темноты босоногий Гхажш. В левой руке у него был кинжал, с клинка капало. Гхажш присел у моих ног, склонился к раненому: «Гхургх, очнись, Гхургх». Раненый приподнял голову, вдохнул и, попытавшись поднять руку, прошептал: «Он…»

– Жив, – сказал Гхажш, мельком бросив на меня взгляд, – держится.

– Я… умираю?..

– Да. Этот гадёныш достал тебе жилу в животе. У тебя внутреннее кровотечение. Мне его не остановить.

– Значит… – Гху-ургхан прерывисто вздохнул. – У меня не будет имени.

– Я дам тебе имя, Гхургх, – прошептал Гхажш, и мне показалось, что он плачет. – Я напою мой клинок твоей кровью.

– Позволь… – сил раненому не хватало даже на слова. – Мне…

Гхажш оглянулся ища что-то, кинулся к уроненному Гху-ургханом короткому широкому мечу и вложил рукоять в руку умирающего. Потом обхватил бессильную ладонь своими пальцами, поднял клинок и резанул свою руку повыше запястья. На окровавленную на животе Гху-ургхана безрукавку, закапала новая кровь. Гху-ургхан вздохнул, вытянулся. И умер.