Анджей Сапковский - Башня шутов

– Ну, ну, – сверкнул он зубами. – Кто бы мог подумать. Но если ты так этого хочешь, парень… Я к твоим услугам.

– Горн, – Шарлей, не поворачиваясь, хлебной королевой съел хлебного коня Фомы Альфы, – мы в тюрьме, я знаю правила и не ввяжусь. Но клянусь, все, что ты с ним сделаешь, я сделаю с тобой вдвойне. Особенно включая вывихи и фрактуры.

Дело пошло быстро. Горн подпрыгнул, как истинная рысь, мягко и ловко, танцующе. Рейневан отклонился от первого удара, ответил, даже попав, но только один раз, остальные удары безрезультатно и бессильно скользнули по защитной стойке обеих рук. Горн ударил только два раза, очень быстро. Оба раза точно. Рейневан крепко ударился затылком о глинобитный пол.

– Как дети, – сказал, передвигая короля, Фома Альфа. – Ну право, совсем как дети.

– Тура бьет пешку, – сказал Шарлей. – Шах и мат.

Урбан Горн стоял над Рейневаном, потирая щеку и ухо.

– Я не хочу никогда больше возвращаться к этой теме, – холодно сказал он. – Никогда. Но чтобы не получилось, что мы напрасно дали друг другу по мордам, удовлетворю твое любопытство хоть частично и кое-что скажу. То, что касается твоего брата Петра. Ты хотел знать, кто его убил. Так вот, я не знаю кто, но знаю – что. Более чем ясно, что Петра убил твой роман с Аделью Стерча. Оказавшись поводом, поводом прекрасным, чуть ли не идеально маскирующим истинные причины. Ты не станешь отрицать, что уже и сам догадался об этом. Ты, вроде бы умеешь сложить два и два.

Рейневан стер кровь под носом. И не ответил. Облизнул распухшую губу.

– Рейнмар, – добавил Горн. – Ты скверно выглядишь. Уж нет ли у тебя жара?

Какое-то время Рейневан дулся. На Горна – по известной причине, на Шарлея – потому что тот не вмешался и не поколотил Горна, на Коппирнига за то, что тот храпел, на Бонавентуру за то, что тот вонял, на Циркулоса, на брата Транквилия, на Башню шутов и на весь мир. На Адель де Стерча, потому что та безобразно повела себя по отношению к нему. На Катажину Биберштайн за то, что он безобразно повел себя по отношению к ней.

Вдобавок ко всему он чувствовал себя скверно. Простудился, его знобило, он плохо спал, а просыпался замерзший и весь в поту.

Его мучили сны, в которых все время и непрестанно он чувствовал запах Адели, ее пудры, ее румян, ее помады, ее хны – попеременно с запахом Катажины, ее женственности, девичьего пота, мяты и аира в волосах. Пальцы и ладони помнили повторяющиеся в снах прикосновения и тоже сравнивали. Не переставая сравнивали…

Он просыпался, залитый потом. А наяву вспоминал и не переставал сравнивать.

Скверное настроение усиливали Шарлей и Горн, которые после инцидента подружились, сблизились, по вкусу, видать, пришелся ловкач ловкачу, и притерлись, видать, пройдоха к пройдохе. Посиживая «Под Омегой», ловкачи вели долгие беседы. А на некой проблеме, видимо, увязли, постоянно к ней возвращались. Даже если начинали с совершенно иного, ну, хотя бы с перспективы выбраться из этой дыры.

– Кто знает, – тихо говорил Шарлей, задумчиво обгрызая обломанный ноготь большого пальца. – Кто знает, Горн. Может, нам повезет… У нас, видишь ли, есть некоторая надежда… Кое-кто за пределами этих стен.

– Это кто же? – быстро взглянул на него Горн. – Если можно узнать.

– Узнать? А зачем? Ты знаешь, что такое strappado? Как думаешь, долго ли выдержишь, когда тебя подвесят за…

– Ладно, ладно, успокойся. Интересно, случаем, ваша надежда не в любовнице Рейнмара, Адели де Стерча? Пользующейся сейчас, как болтает народ, большим успехом и влиянием среди силезских Пястов?

– Нет, – возразил Шарлей, которого заметно позабавила яростная мина Рейневана. – На нее-то как раз мы надежд не возлагаем. Наш дорогой Рейнмар и вправду пользуется успехом у слабого пола, но все это не связано ни с какими благами, кроме, разумеется, весьма кратковременной приятности от похендожки.

– Да, да, – как бы задумался Горн, – одного успеха у женщин недостаточно, нужно еще счастье. Хорошая, выражаясь окольно, рука. Тогда есть шансы заработать не только огорчения и утраченные прелести любви, но и какой-то профит. Хотя бы в такой ситуации, как наша. Ведь не кто иной, а именно влюбленная девчушка высвободила из оков Вальгера Удалого. Влюбленная сарацинка вытащила из рабства Уона Бордоского. Литовский князь Витольд сбежал из тюрьмы в замке Трокай с помощью влюбленной жены, княжны Анны… Черт побери, Рейнмар, ты действительно скверно выглядишь.

…Ессе enim veritatem, dilexisti incerta el occulta sapi entae tuae manifestasti mihi. Asperges me hissopo, et mundabor… [429]