В намерения Ингри не входила праздная болтовня с пленницей, поэтому он ограничился вежливым кивком и направил коня к голове колонны. Некоторое время все ехали молча. С ветвей деревьев капала влага, и мелодичное журчание пересекавших дорогу ручьев, для которых были проложены трубы из выдолбленных древесных стволов, казалось таким громким, что его не заглушали ни скрип колес, ни удары копыт. Кортеж миновал последний поворот, дорога стала ровнее, лес отступил, и неожиданно путники оказались на залитом светом пространстве.
Солнечные лучи лились сквозь брешь в горной гряде на востоке, превращая влажный воздух в расплавленное золото и окрашивая дальние склоны яркой зеленью. О присутствии человека – вероятно, артели углежогов – говорила единственная струйка дыма, поднимавшаяся над густыми чащами, окружившими деревушку и распаханные вокруг нее поля. Этот пейзаж не слишком порадовал Ингри. Мрачно оглядев грязную дорогу впереди, он придержал коня, чтобы убедиться: кортеж благополучно миновал последние деревья. Когда Ингри снова развернул коня, он оказался рядом с леди Йядой.
Она смотрела вперед, и в ее глазах, которым яркий свет придал золотисто-карий оттенок, читалось спокойное удовольствие.
– Как же сверкают эти холмы! Я просто обожаю предгорья – между безжизненными вершинами и обработанными полями равнин.
– Здесь опасная и не слишком гостеприимная местность, – ответил Ингри, – но как только мы минуем пустоши, дорога станет лучше.
Леди Йяда искоса взглянула на Ингри и приподняла брови, увидев кислое выражение его лица.
– Вам не нравятся здешние места? Земли, составляющие мое приданое, столь же пустынны – они лежат к западу отсюда, там, где горы понижаются. – Она поколебалась, прежде чем продолжить: – Мой отчим разделяет ваше мнение об этих безлюдных дорогах, что и неудивительно: он горожанин, главный строитель храма в Баджербридже, и больше всего любит деревья в виде балок, досок и дров. Он всегда говорит, что лучше бы я сделала приданым свое лицо, а не те мрачные леса. – Леди Йяда неожиданно поморщилась, и свет в ее глазах потух. – Он так радовался, когда одна из моих теток Баджербанк нашла мне место в свите принцессы – благородной графини Хорсривер. И вот теперь…
– Он рассчитывал, что под присмотром принцессы вам будет легче заполучить супруга?
– Что-то в этом роде. Он надеялся, что мне улыбнется удача. – Леди Йяда пожала плечами. – Только я уже успела понять, что высокородные лорды интересуются приданым еще больше, чем сельские дворяне. Мне следовало предвидеть… – губы девушки твердо сжались, – следовало рассчитывать скорее на знатного соблазнителя. Врасплох меня застали еретические обряды и явное безумие принца.
Слушая леди Йяду, Ингри задумался о том, не был ли тем аристократом, которого привлекла красота фрейлины принцессы, сам граф Хорсривер. Уже четыре года женатый на дочери священного короля, он так и не обзавелся наследником; может быть, для этого нашлась и другая причина, кроме невезения? Если так, вполне понятно желание принцессы избавиться от девушки при первой возможности, и ревность к прелестной сопернице могла заставить ее закрыть глаза на ожидающую ту не слишком завидную участь… Знала ли Фара об опасных планах брата?
«Ты хочешь сказать, о других планах, помимо изнасилования?»
«С какого начала?» – спросила леди Йяда вчера. Как будто могла выбирать из дюжины…
– Что вы думаете о графе Хорсривере? – осторожно поинтересовался Ингри. Граф владел многими землями, происходил из древнего рода, но больше всего значения в настоящий момент ему придавал его голос выборщика – одного из тринадцати, участвующих в избрании нового священного короля. Впрочем, подобные политические соображения казались неподходящими для этой хорошенькой головки, какой бы разумной она ни была.
На лице леди Йяды появилось задумчивое выражение, но никакого испуга или виноватого смущения Ингри не заметил.
– Не знаю. Он странный… Я чуть не сказала «молодой человек», хотя на самом деле он едва ли кажется молодым. Наверное, дело отчасти в ранней седине у него в волосах. Он очень умен, временами это даже смущает. И часто бывает угрюмым. Иногда он молчит целыми днями, словно погруженный в собственные мысли, и тогда никто не смеет заговаривать с ним, даже сама принцесса. Сначала я думала, что это следствие его увечья: искривленной спины и странной формы лица, но на самом деле он, кажется, совсем не обращает на свою внешность внимания. Это ничуть его не останавливает… – Девушка взглянула на Ингри с запоздалой подозрительностью. – Вы хорошо знаете графа?
Читать дальше