Виталий Башун - Его высочество господин целитель

– А зачем нам эти люди, если не секрет? – полюбопытствовал Сергей.

– Не секрет. С помощью знаний дона Томаса нам будет легче совершенствовать искусство управления магией, а дон Абрам должен иметь представление о том, какие возможности дает наше искусство, чтобы использовать в своей работе. Сам понимаешь – это важный участок. От эффективности работы его службы в условиях враждебного окружения очень многое зависит.

Последующие два года можно охарактеризовать кратко: работа, работа, бой, работа, политика и снова работа, работа, работа… Империя все-таки прислала крепость и небольшой флот для подстраховки, чтобы наверняка обеспечить свое преимущество. Конечно, это не была полномасштабная война, поскольку никто в империи не верил, что наши скромные военные силы способны противостоять хотя бы одной крепости. И в то же время оголять границы, посылая крупные силы в несусветную даль, тоже не мог себе позволить. Не столь уж большую угрозу мы собой представляли. К тому же, как я подозревал, даже собственное поражение устроило бы «папеньку», поскольку весь мир увидел бы, что во всем виноват мятежный принц и никто другой.

В это же время все сильнее и настойчивее стала проявляться личность прежнего носителя тела псевдопринца. И тут, с моей точки зрения, все было как раз очень даже логично, что бы там ни думал дон Томас. В конце концов, ядро личности, которое можно назвать магической искрой, непременно хранит в себе всю память тела и часть наследуемой. Эта искра передается от родителей к детям и не затухает тысячелетиями. А память тела, по моему мнению, существует параллельно, как еще один страховочный узел, связывающий магическую структуру и телесную в единый организм.

Когда дон Томас потоптался на теле, как слон в посудной лавке, наступил временный коллапс системы, но подспудно и постепенно магическая искра (душа или ядро личности) стала восстанавливать память и саму личность. Я не мешал, а, напротив, помогал ей, поскольку работа по восстановлению дала мне столько, сколько, думаю, и наш мэтр-мозговед Гиттериан не смог бы дать даже за десять лет упорных занятий. В частности, я смог существенно повысить надежность клятвы, блокируя только нужные области структуры знаний и при этом никак не затрагивая прочие. Очень скоро я и вовсе «отошел» подальше, разместив свое ядро в сторонке, подключая по необходимости свои магические способности и знания.

Последний год происходящее вообще воспринималось как в тумане. На меня все чаще наваливалась апатия, никак не проявляющаяся внешне, поскольку телом целиком и полностью управлял другой – будем называть его Костей, поскольку хозяин так и не вспомнил большую часть своего прошлого, в частности, имя. А может, имена совпадали и вспоминать было нечего.

Наконец через ретрансляторы пришло сообщение, что мое тело живо, находится в удовлетворительном состоянии, а на мозг ничто не воздействует. Значит, я могу возвращаться домой, о чем и шепнул Косте. Тот быстренько проработал легенду (вот что значит упорно учиться, в том числе и у дона Абрама), согласно которой великий князь где-то заразился страшным вирусом, воздействующим на мозг, и должен на недельку-две закрыться в регенерационной камере.

Мы с Костей и вправду боялись результата моего отделения от тела. Вдруг мое ядро перекорежит в результате отделения? А вдруг ядро Константина держалось исключительно на моем, как на прочном стержне, и, если теперь его вынуть, все рухнет? Страхов, короче, была тьма, и все обоснованные. Но если не рискнуть – ничего не получится.

Я на всякий случай со всеми попрощался и лег на ложе камеры. Прозрачный колпак надвинулся, тело облепили датчики, в вены воткнулись иглы, катетеры тоже нашли свое место. Теперь от истощения тело не умрет и в нечистотах не утонет.

Ну что ж, Костя-Филин, с Богом?

«…Не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть…» Эти слова кружились осенними листьями, путались, исчезали в никуда и снова приходили из ниоткуда. Они гремели колоколом и шептали тихим лесным ручейком. Они могли начать свою надоедливую песню шепотом и закончить громом. Могли, наоборот, обрушиться лавиной звуков и снизойти до исчезающего в ватном пространстве шелеста. Разум пытался зацепиться за них, остановить, не отпускать, вникнуть, но сами по себе, вне контекста, смысла они не имели, оставаясь просто набором звуков, которые через некоторое время стали звучать незнакомо и даже чуждо. Это продолжалось мучительно долго, причиняя боль. Некоторые пациенты рассказывали, как в бреду они снова и снова должны были решать математические задачи или сдавать экзамены, осознавая, что либо не готовы, либо напрочь забыли необходимые формулы, и это было настолько мучительно и тяжко, что однозначно воспринималось как самый тяжелый кошмар. Кстати сказать, через некоторое время они по своим снам научились определять приход болезни, даже если видимых симптомов пока не ощущалось.