Яна Алексеева: Охотящиеся в ночи

Снова запах полыни, чтоб ее!

«Временный портал Пьющих кровь», — некстати всплыло в памяти, пока мимо стремительно проносились искаженные силуэты домов. Резко вынырнув посреди города, я едва успела затормозить.

«Иди, волчица, охоться!» — раздалось вдруг в мозгу. Хищница ошалело тряхнула головой.

«Дай себя поймать!» — Холодное прикосновение испугало, и желание куда-то идти резко пропало.

«Ну же!»

Скользя вдоль забора, я скрылась в кустах и принюхалась. Никого нет. Солнце зашло, но город еще не спит, и множество чужих глаз следят за происходящим. Хватило бы и пары.

Скольжу, лечу, стелюсь над землей серой тенью, ищу. Чего? Не знает никто. Нет, не верю, что это мой последний день и последняя охота. Тьма, что ты хочешь от меня? В груди сидит холодный ком — противное ощущение. Ну что же, по обычному маршруту? Последний раз обойду угодья, кружа от края к центру.

Старый забытый сад, церковь, в глубине серебряных окон которой мерцают огни. От истинно святой земли поднимается волна столь сладкой и чистой силы, что хочется здесь остаться. Однако сумерки и тьма не вольны подружиться со светом истинной веры. Но аромат лилий, нежный и невинный, я запомню. Свет вдруг мигнул, затрепетал, погас… И вновь засиял, словно благословляя. Хороший знак.

Тень скользит дальше.

В небе — полная луна, моя подруга и спутница, обещающая покой, но ее обещания лживы. Между домами клубится тьма, перекрывая путь. Волчица отпрянула назад. «Вперед», — сказала я. «Вперед!» — подхлестывает яростный шепот изнутри. Я пячусь, это выше моих сил — нырнуть туда, во тьму и смерть. Но все решилось без нас.

Тот, за стеной, звал и манил. Как осьминог, выпускал жадные щупальца за спину волчице. Она медленно, шаг за шагом, против воли приближалась к зовущей смерти. Я оглянулась. Волчица взвыла и рванулась назад, в закрывающуюся брешь.

«Не сметь!» — прозвучало откровенно злое приказание, секундным параличом сбившее с ног. Пропустив рывок тьмы, я забилась в ее тенетах, когда удушающее кольцо сомкнулось на шее.

Боль в висках была неожиданно резкой и оглушающей.

Оборот. Мягкое и беспомощное человеческое существо затрепыхалось, когда крючья тьмы впились в кожу. Медленно, с садистским наслаждением нечто поглощало мой разум, внимательно наблюдая за каждой судорогой постепенно перестающего подчиняться мне тела. В саване тлена было невозможно дышать. Сначала онемели кончики пальцев, затем тонкие иглы боли расползлись по рукам. Липкие щупальца проникали под кожу, в горло, глаза…

«Расслабься…» — почувствовала я только мне слышный шепот.

Как?!

Сознание покидать меня не спешило. Добавилось ощущение ползающих под кожей жучков-короедов, время от времени откусывающих по кусочку от моих внутренностей. Боль исчезла, оцепенение полностью овладело мною. А вокруг тьма — живая. Сколько это длилось? Минуту, час, день? Не знаю. Некто, изучив каждый сантиметр моего тела изнутри и снаружи, удовлетворенно отпрянул, как хищник, напившийся крови.

Темнота…

Слабость, кружится голова, и черное, усыпанное звездами небо качается, словно качели… Небо?!

Я лежу на земле, и голые лопатки холодит исходящий откуда-то снизу промозглый туман. Не могу пошевелиться, потому что распластана и намертво зафиксирована в колдовской звезде — той самой. Скосив глаза, замечаю колыхающиеся красно-оранжевые огоньки, быстро наливающиеся синим сиянием. В голове отвратительно пусто.

Мерцание огней высвечивало стоящего надо мною: узкое изможденное лицо с темными провалами на месте глаз, кривящийся в клыкастом подобии улыбки рот, скрюченные артритом руки, зажавшие короткий кинжал… Вот он, нарушитель! Паника все усиливалась… Где же Павел?

От холода и страха я постепенно покрывалась мурашками. Где же охотник?!

Изгой наклонился, аккуратно надрезал мои запястья и начал гортанный речитатив. Боли не было, только леденящий холод начал растекаться по неподвижному телу от кончиков пальцев внутрь, концентрируясь в районе солнечного сплетения.

Охотник…

Мысли затухали и гасли одна за другой. С отстраненным любопытством я наблюдала, как беснуется в глубине сознания волчица. Как покидает меня животворящая жидкость, медленно впитываясь в землю.

Порезы на запястьях начали светиться, и маленькие синие огоньки торопливо побежали по рукам вверх, скапливаясь на груди. А изгой все говорил и говорил непонятные слова, полные зловещих интонаций, постепенно повышая голос до крика.