Ника Ракитина - Радуга (Мой далекий берег)

— По вине ли плата?

— Присядь, палач.

— Не называй его палачом! — рыкнул Хаук. Гедд, не обращая внимания, вынула из складок плахты и крутанула по столу восковое яблоко. И Лэти провалился в комнату, освещенную зыбким огнем из приоткрытой печной дверцы. Движения, лица, роится толпа, оружие… Не Ястреб. Нет…

Облегчение было таким сильным, что Лэти едва не потерял сознание. И ненавидел себя за это облегчение. И за то, что предстояло. Вот только никто другой не мог за него это исполнить. Проводник отхлебнул вина из ведьминого кубка. Пальцы разжались, кубок разлетелся глиняными осколками на каменном полу.

— Он пограничник. Он не мог такого сделать.

Гедд посмотрела прямо на проводника, ее алые губы вздрагивали, и Лэти понял, что она смертельно его боится. Но она продолжала своим насмешливым голосом:

— Его девушку в Карачун изнасиловали и убили. Он теперь очень опасен. Да еще сговорился с… ведьмой, — она выплюнула это слово, будто не хотела ставить себя на одну доску с предательницей.

— Как?! — шагнул вперед командир. Гедд опустила глаза:

— Возле Рейвена, на кострах солнцеворота, убили ведьм. Мы разбираемся, что там случилось. Этот пограничник трижды виновен: он пробовал бежать от наказания, а еще обратил своего друга в птиц. Вы удовлетворены моим объяснением?

— Рейвен… к востоку от нас… я пошлю туда гонца. У нас было тихо.

Маленькая ведьма встала, спросила у Лэти:

— Ты готов послужить?

— Где осужденные?

Она указала на запечатанную сплетением дверь в боковушку:

— Там. Тебе надо подготовиться?

— Я сделаю, — сказал Хаук.

Лэти сидел напротив Гедд и смотрел в ее фиалковые глаза, как в зеркало, за которым находится дом с ответами на все его вопросы. Вот только, жаль, Лэти не может в него войти.

— Я видел лицо… в послании… мельком, — сказал он отрывисто. — Ответь: эти люди действительно хотели убить государыню?

— Дальше я сам, — Лэти поглядел на ровную границу, за которой синела Черта. Поправил котомку на плече и мечи в ножнах. Кивнул Хауку. Тот молча поворотил хрипящих коней. Пленники и палач стояли в месиве подтаявшего снега. Сплетения около Черты теряли силу, но, хоть руки и ноги осужденных не были теперь связаны, бежать они не пытались. И тоже молчали. По закону Лэти не имел права говорить с ними. Только ритуальные слова. Привычно перехватило горло.

— Сейчас мы пойдем туда. Не очень далеко. Там я возьму меч, ты — другой. Если убьешь меня — сможешь вернуться.

Осужденный пограничник (патлатый, мосластый и очень нелепый) сглотнул, у него хватило сил на насмешку:

— А к-кто-нибудь… в-вернулся?

— Нет, — серьезно ответил Лэти. — Никто. Если не сумеешь — попробует она.

Пленник пожал плечами. Некрасивая ведьма стояла, понурив голову, свисали вдоль бледных щек две растрепанные косы. Казалось, она даже не слышала произнесенных слов.

— Это — обязательно? — осужденный показал рукой на меч. — Н-нельзя… просто отвести нас на другую сторону?

— Нет никакой другой стороны.

Парень выказал крупинки удивления:

— Но я же… в-видел… дрался с… приходящим оттуда.

Теперь пожал плечами Лэти.

— Если, — продолжал пленник, — я все же тебя убью…

— Тогда ты сам станешь проводником.

— Палачом! — вдруг каркающе рассмеялась ведьма. — А я… я тоже? Кем я стану?!

— Ты просто уйдешь.

— Пустая!.. никто, — она забилась, упав на снег.

— Прости ее, — сказал пленник. Взял женщину на руки. И шагнул за Черту. Сразу сделалось жарко. Раскаленная синь ударила по зрению. А Лэти понял, что в этот раз обязательно должен спросить, за что двоим определено худшее наказание. Если, конечно, и они и, главное, он, сумеют преступить закон.

Патлатый пленник облизнул губы и совсем по-детски потер глаза.

— Можешь завязать, — сказал Лэти. Вынул и протянул рукоятями вперед «клыки»: — Выбирай, который тебе.

Паренек взял оружие и тут же уронил в песок, виновато поглядел на Лэти, на свои негнущиеся пальцы с посиневшими обломанными ногтями (Лэти помнил, как жестко и холодно охватывает руки сплетение — потом требуется долгое время, чтобы отошли), наклонился за мечом. И, сыпанув горсть песка палачу в лицо, тут же резко ударил плечом ему в подбородок. Насмешкой затухающему сознанию:

— Прости. Нам нужно выжить.

…Голова горела от жары и усталости. Лэти дохлым одеялом висел на чужих плечах, ноги, обутые в сапоги, бороздили стеклянистое раскаленное крошево цвета медного купороса. Сверху лежало бессолнечное небо. Язык заполнил пересохший рот. Слова сначала не получились. Еще больше согнувшись, носильщик выпутал свою голову из связанных рук проводника и перевалил того через колено, чтобы не опускать на песок. В рот Лэти закапала вода. Носильщик слишком быстро убрал баклажку и отер лоб.