Эрик Эддисон - Червь Уроборос

Словно в трансе, лорды Демонланда прислушивались к последним эхо могучего и печального аккорда, на котором эта музыка испустила дух, будто это сам дух гнева оказался повергнут. Но это был еще не конец. Холодная и безмятежная, как давшая Богам обет непорочная дева, чьи ясные глаза не видят ничего, кроме великих небес, тихая мелодия восстала из этой могилы ужаса. Поначалу казалась она слабой и незначительной после того катаклизма, будто первая распустившаяся весенняя почка после губительного царствования мороза и льда. Но она продолжала спокойно звучать, набираясь красоты и мощи. И внезапно раздвижные двери распахнулись настежь, залив лестницу сиянием.

Лорд Юсс и лорд Брандох Даэй смотрели в эти сияющие врата, будто ожидая восхода звезды. И вскоре они и впрямь увидели, как, подобно звезде или безмятежной луне, излучая мягкое розовое сияние, появляется та, чья голова, как у королевы, была увенчана диадемой из облачков, будто похищенных у горного заката. Она стояла одна под огромным портиком с его могучими и неясными образами крылатых львов на и черном как гагат камне. Юной казалась она, словно только что распрощалась с детством, с печальной складкой сладких губ, печальными черными глазами и подобными ночи волосами. На каждом ее плече сидело по маленькому черному стрижу, а еще дюжина их носилась в воздухе над ее головой, столь быстрокрылые, что глаз едва мог за ними уследить. Между тем, та утонченная и незамысловатая мелодия все нарастала, пока не взорвалась всеми огнями лета, сгорая до последнего уголька, неистовая и непреодолимая в своем буйстве любви и красоты. И до того, как последние торжественные аккорды затихли, эта музыка воскресила в памяти Юсса все великолепие гор, закатные огни на Коштре Белорн, первый взгляд на великие пики из Морны Моруны, и надо всем этим, будто явившийся взору дух музыки, царил образ этой королевы, столь прекрасной в своей юности. Ее ясное и печальное чело было преисполнено гордости и обещания; в каждой линии и каждой черте ее прекрасной фигуры, словно в цветке, жила девственная красота, и вся она сияла изнутри тем неземным светом, перед которым слово и песня бессильны, а люди могут лишь затаить дыхание и благоговеть.

Когда она заговорила, ее голос был подобен хрусталю:

— Слава и хвала святым Богам. Вот, прошли годы и настают дни, предопределенные Богами. А вы — те, кому было предназначено явиться.

А великие лорды Демонланда стояли перед ней, словно мальчишки. Она снова заговорила:

— Разве вы не лорд Юсс и лорд Брандох Даэй из Демонланда, явившиеся ко мне в Коштру Белорн дорогой, что закрыта для всех прочих смертных?

Тогда лорд Юсс ответил за них обоих:

— Действительно, о королева Софонисба, мы — те, кого ты назвала.

Тогда королева отвела их в свой дворец, в просторный парадный зал, где находился ее трон. Колонны в этом зале были подобны огромным башням, а над ними ярус за ярусом уходили ввысь галереи, куда не достигал взгляд или свет освещавших столы и пол ажурных светильников на подставках. Стены и колонны были из темного необработанного камня. На них висели странные картины: львы, драконы, морские кони [72] Морской конь — вероятнее всего, имеется в виду гиппокамп из греческой мифологии, морская лошадь с рыбьим хвостом. , орлы с распростертыми крыльями, слоны, лебеди, единороги и прочие, живо изображенные и богато расписанные чудными красками. Все звери были гигантских, невиданных человеком размеров, так что находиться в этом зале было, словно ютиться на крохотном пятачке света и жизни, объятого и окруженного неведомым.

Королева села на свой трон, сверкавший, словно взволнованная ветром поверхность реки под серебристой луной. Помимо маленьких стрижей никто ее не сопровождал. Она усадила лордов Демонланда перед собой, и невидимые руки принесли и поставили перед ними столы, полные драгоценных блюд с неведомыми кушаньями. И заиграла тихая музыка, сотворенная прямо в воздухе каким-то неизвестным им способом.

Королева промолвила:

— Взгляните, это амброзия, которую вкушают Боги, и нектар, который они пьют. С благоволения святых Богов этой пищей и этим питьем питаюсь и я. И вкус ее не истощается, а жар и аромат ее никогда не иссякает.

И они отведали амброзии, что была бела, сладка и хрустела на зубах, и, будучи съеденной, восстанавливала телесные силы лучше, чем изобилие говяжьего мяса, а также нектара, что пенился и сверкал, словно огни заката. Что-то от спокойствия Богов было в этом божественном нектаре.