Владимир Лавров - В поисках разумности

— Это как-то слишком заумно, я не понял, — признался Александр.

— Да мы и сами только с третьего раза поняли, на примерах. Если своими словами, то у фашистов есть образ того, на ком фиксируются все надежды на то, что все проблемы будут преодолены — это фюрер. У католиков это папа. У мусульман это образ праведного шейха. А у ортодоксальных христиан нет. Поэтому у них на двоих три мнения.

Александр секунду подумал.

— Но это не недостатки христианства, это, скорее, системные проблемы государства.

— Поэтому я и говорю, что продолжаю любить христианство. Но что делать в реальном мире — у меня скоро крыша поедет. Всё вокруг всё время оказывается не тем.

— Всё является не тем, чем кажется, — дружно пропели сразу несколько весёлых голосов.

— А ты попробуй не думать, — сказала Ваулина, — жизнь, она идет и идёт, а что надо, оно само на тебя выйдет. Вот смотри, как красиво — цветы, облака…

Они сидели на пригорке, недалеко от университета, на берегу озера, и пытались готовиться к экзаменам. Кроме Ваулиной и Майорова, присутствовали ещё и все старые знакомые Александра по Палеарсии, и новые знакомые по группе Майорова, и кое-кто из совсем новых знакомых по ордену "Летящего паровоза". Естественно, что заниматься в этих условиях оказалось практически невозможно — то и дело вспыхивал смех, разгорались споры. Ваулина периодически восклицала: "Так, всё, давайте учиться!" — но при этом сама спела с хором уже три песни. По просьбам учащихся, разумеется.

— Самотёк имеет свойство превращаться в болото, — мрачно ответил Майоров, — не могу я об этом не думать. А ещё я не могу понять, как все отмахиваются от такой восхитительной вещи, как смирение.

Компания не успела застонать, поскольку из-за дерева послышался проникновенный шепот:

— Ты одинок? Тебя никто не понимает? Ты хочешь поговорить об этом?

Вся компания дружно издала вопль ужаса (во многом притворный) и начала спасаться бегством. От Максима Прохорова все убегали, не жалея сил. Александр Веселов вздохнул и остался на месте. После того, что случилось в корпусе 19а, руководство обязало его разговаривать с Максимом Прохоровым всегда, когда тот пожелает общения. Но оказалось, что на этот раз проникновенный голос принадлежал не Прохорову, а шутнику Шигареву.

— Стойте, стойте, — закричал Веселов товарищам, — тревога отменяется.

Резво убегающая стайка волшебников и волшебниц остановилась и принялась ругать Шигарева на чём свет стоит. Тот весело улыбался, довольный эффектом. Вдруг все замолчали, хитро глядя на Шигарева. Александр обернулся. Из-за деревьев, прямо из-за спины шутника, выходил Максим Прохоров. Шигарев издал вопль, который побил по отчаянности недавнее коллективное произведение, и помчался к другим волшебникам с неожиданной резвостью. Теперь уже все остальные смеялись, глядя на то, как толстяк перепрыгивает через кочки. Александр Веселов ещё раз тяжело вздохнул.

Прохоров подошел и присел рядом с Веселовым.

— Тяжело быть мудрым, смиренным, всепонимающим и проницательным, все кричат: "Замучил", с воплями разбегаются… От многих знаний многие печали.

Александр подумал, что Максиму тоже не позавидуешь — в его положении даже поговорить не с кем. Он обречен на вечное одиночество и общение с теми, кто намного ниже его по уровню…. Александр ни за что не хотел бы такой судьбы. Веселов посмотрел на Максима и с удивлением увидел, что тот улыбается. "Да он шутит", — понял Александр. Это было более, чем отрадно. За время, прошедшее после событий в старом университете, Прохоров говорил только серьезно и только на очень глубокомысленные темы. Александр решил пошутить в ответ:

— Попробуй поговорить с кустом. Говорят, они тоже живые и что-то понимают.

— Боюсь, что куст тоже выдерет корни и убежит. — грустно ответил Прохоров. Затем он оживился: — Кстати, а вот хорошая тема! А что бы мы делали, если бы мы были, как растения, и не могли двигаться, а могли только стоять, всё понимать, и не иметь возможности двигаться? Как тогда бороться со скукой и страхами?

— Я видел такую даму, которая добровольно избрала именно такой образ жизни.

Александр вздохнул и начал расслабляться. Сейчас Максим начнёт распространяться о системных проблемах разумных существ… Но на этот раз Максим не стал развивать любимую тему.

— Смотри-ка, что мне в голову пришло. Я вот вспомнил сказку "Дюймовочка", и знаешь, что я подумал? Что это совсем не детская сказка. Это миф. Скорее всего, Андерсен хотел создать свою религию, и потому написал такую сказку, в которой метафорически описывались превращения человеческой души. Смотри: сначала человек выдирается из родительского дома жестокими обстоятельствами внешнего мира, потом он должен отказаться от лени, потом — от жизни в подземельях жадности и скупости, потом научиться помогать людям — и только потом он попадает в такую страну, где живут люди, которые умеют летать. На меня в детстве эта сказка производила очень тяжелое впечатление — до слёз доводила! А это и не сказка. Это не для детей, это для взрослых.