Ксения Медведевич - Мне отмщение

Лекари твердили, что печать Али изгоняет всякую гулу и ифрита, всякую неупокоенную душу. Тем, кто остался между небом и землей, дорога лишь в пустоши и неудобия, в обрушенные стены развалин, колышущийся травой покой кладбищ и бесцельную толкотню базаров - нашептывать, толкать под руку правоверных, искать недавно пролитой крови животных, роиться у мясных лавок и столиков менял, где боль, крик и злоба замешаны всего гуще.

Но он, аль-Мамун, все равно вздрагивал. И оглядывался, чтобы поймать краем глаза - промельк синего, расшитого драконами шелка. Колыхание цветов в высокой прическе. Скользнувший по полу прозрачный рукав. Переваливающуюся походку - дын-дын-дын, ножки врастопырку - годовалого карапуза.

Мазар строился быстро. Широкая - на двоих - резная плита быстро скрывалась за растущими стенами, над которыми вот-вот должны были навести купол.

Сначала он, аль-Мамун, перейдет через Маджарский хребет. Затем возьмет карматскую столицу.

А потом - потом его ждет старая, помнящая языческие времена Медина. А из караванного города в горной долине он направит своего верблюда прямиком в Ятриб. В Долину Муарраф. К Черному камню Али. И вымолит там прощение. Для себя и для матери.

Если улемы скажут, что за мать нужно идти в паломничество еще раз, еще дважды, трижды - он пойдет. Раз мать решилась на такое - значит, и на нем вина. Значит, она думала, что подобное деяние он сочтет благим - и простит. Но она ошиблась. И он заплатит за ее ошибку, что бы ни думала она сама, ее советники, ее звездочеты и маги. Так он решил, и так он сделает.

...Распорядитель церемоний, меж тем, подпихнул к тронному возвышению жидкую оборванную толпу. Двое сутулых голодранцев ковыляли, опираясь на палки. Грязные халаты на голое тело светили прорехами, босые ноги шлепали по мрамору, оставляя темные липкие следы. Их что, в пруду вываляли, что ли? И кто все эти постанывающие и заламывающие руки уроды, что волокутся следом? Воистину, свита двоих калек поражала взгляд: видавшие виды аба из протертой шерсти колыхались дырявыми рукавами, драные подолы рубах почти не отличались по цвету от смуглых ног.

Взмахнув рукавом черной туники, распорядитель указал просителям место, где полагалось встать. Те попытались опуститься на колени, но их немедленно подняли бесцеремонными пинками: простым верующим, не имеющим никакого звания, не позволялось целовать землю перед халифом. Они должны были довольствоваться целованием своей правой ладони.

Наконец, распорядителю с помощниками удалось выстроить придурковатых феллахов как положено: двое просителей впереди, свидетели во втором ряду. Все пятеро ошеломленно таращились не на аль-Мамуна, а на золотые извивы узоров над троном. Цокая языками, деревенские дурни качали головами и кивали друг другу - вот, мол, роскошь так роскошь. А уж разглядев сплошь иззолоченные, сине-зеленые балки высокого потолка, и вовсе обмерли.

Ударив посохом о мрамор, распорядитель церемоний возгласил:

- О повелитель! Перед тобой - Шамс ибн Мухаммад и Хилаль ибн Ибрахим, мулла и имам масджид Таифа!

Вот тут Всевышний и отомстил аль-Мамуну за гордыню - халиф чуть было не разинул рот от изумления. Вот эти двое оборванцев - почтенный мулла и предстоятель Таифского дома молитвы?!

Аль-Мамун сделал поспешный знак: мол, разрешите им поклониться. Распорядитель отмахнул рукавом, и оба просителя упали наземь в благодарном поклоне. Серые от грязи куфии неряшливыми складками легли на мрамор.

Подняв усталые, изможденные лица, оба остались стоять на коленях.

- Справедливости, о эмир верующих!

Кто это был, мулла или имам? Шамс ибн Мухаммад или Хилаль ибн Ибрахим? Впрочем, от их былого степенства, белых тюрбанов и богатых биштов ничего не осталось. Почему?..

Тот, что стоял справа, вдруг развязал веревочную подпояску и рванул с плеч халат. И снова прижался лбом к полу, показывая спину. Второй проситель последовал его примеру. Глазам аль-Мамуна открылись поджившие рубцы и изжелта-фиолетовые пятна синяков - этих людей били палками. Долго. Возможно, беднягам пришлось выдержать несколько сот ударов.

- Я вижу следы побоев, - твердо сказал аль-Мамун, вынимая из-под подушки длинную железную палку, служившую во время приемов обиженных вместо жезла. - Кто их вам нанес, о верующие?

Тот, что первым показал спину, ответил:

- Твой нерегиль, о халиф, - да проклянет его Всевышний! Он и его горцы ворвались в масджид и разобрали минбар! В основание места проповедника у нас был вделан жертвенник из нечестивой каабы, где молились идолопоклонники, но они разнесли в щепы возвышение и вытащили камень!