И в этот момент Джек ощутил сильное и страстное чувство, испытать которое он думал в тот далекий день начала своего путешествия в Территории. Он знал, что каким-то непредсказуемым образом Талисман, предмет стольких кровопролитий, изменится. Талисман собирался измениться навсегда, и Джек начинал терять его. Талисман не был больше его. Его чистая поверхность затуманилась, и вся великолепно выгравированная выпуклость размякла. Ощущение мягкого и теплого пластика, а не стекла.
Джек поспешно вложил меняющийся Талисман в материнские руки. Талисман знал, что делать; он был сделан именно для такого момента; в некой таинственной кузнице он был выплавлен в ответ на требования и нужды именно этой минуты и никакой другой.
Джек не знал, что должно произойти. Извержение света? Запах лекарств? Неимоверный грохот?
Ничего не случилось. Его мать продолжала умирать прямо у него на глазах.
— О пожалуйста, — всхлипывал Джек, — пожалуйста, мама, пожалуйста…
Дыхание замерло у него в груди. Шов, бывший прежде гравированной полоской Талисмана, беззвучно разошелся. Свет медленно вылился изнутри и пролился на руки его матери. Из клубящейся, пустеющей внутренности шара сквозь щель продолжал выливаться свет.
С улицы неожиданно донеслась громкая музыка, щебетанье птиц, празднующих свое существование.
12
Но Джек смутно осознавал происходящее. Он, затаив дыхание, подался вперед, наблюдая, как Талисман изливает себя на кровать его матери. Туманный свет исходил из его глубин. Вспышки и искры оживляли его. Мать моргнула глазами.
— О мама, — шептал он, — о…
Серо-золотой свет изливался через отверстие в Талисмане и клубами поднимался из рук матери. Ее болезненное, сморщенное лицо слегка порозовело.
Джек бессознательно вдохнул.
на (Что?)
(Музыку!)
Серо-золотое облако из сердца Талисмана поднималось над телом матери, окутывая ее в полупрозрачный, слегка колышущийся кокон. Джек наблюдал, как эта энергетическая ткань обволакивающе опускалась на исхудавшую грудь и тощие ноги. Из открытого шва Талисмана изливался чудесный запах серо-голубым облаком, запах сладкий и кислый, цветения и земли, священной радости и брожения. «Запах рождения», — подумал Джек, хотя никогда прежде не присутствовал при акте рождения. Джек вдыхал его всей грудью, и посреди этого священного действия подумал, что он сам, Странник Джек, рождается в эту минуту. Потом, шокированный этим ощутимым узнаванием, ему показалось, что отверстие в Талисмане похоже на вагину. (Конечно, он никогда раньше не видел вагину и имел о ней довольно смутные представления.) Джек смотрел прямо в отверстие вспухшего, исчезающего Талисмана.
Теперь, впервые за время этого невообразимого гама, смеси нежной музыки, птичьего щебета в темноте ночи, он все понимал и осознавал.
(Музыка? Что..?)
Маленький разноцветный шар, наполненный светом, промелькнул перед его взглядом во вспыхивающем, сияющем отверстии Талисмана, а потом вспорхнул в клубящуюся, двигающуюся внутренность. Джек моргнул. Действия Джека и Талисмана совпали. Последовало еще одно движение, теперь у Джека было время, чтобы заметить передвижение голубого, коричневого и зеленого внутри крошечного глобуса, очертание морского побережья, маленькая гряда гор. В том крошечном мире, казалось ему, стоял парализованный Джек Сойер, смотря вниз на еще более крохотное цветное пятнышко, и на том пятнышке тоже стоял Странник Джек размером в пылинку, смотря на мир размером в атом. Еще один мир следовал за этими двумя, скручиваясь и раскручиваясь из расширяющегося облака Талисмана.
Его мать пошевелила правой рукой и застонала.
Джек откровенно разрыдался. Она будет жить. Теперь он знал это. Все было именно так, как говорил Спиди, и Талисман вливал жизнь в истощенное, измученное болезнью тело матери, убивая дьявола, убивавшего ее. Он подался вперед, желая, как и в своем воображении, поцеловать Талисман. Аромат жасмина и ирисов, зазеленевшей зелени наполнили его ноздри. Слезинка скатилась и зависла на кончике носа, сверкая, как бриллиант, во вспышках света Талисмана. Он увидел пояс звезд, проплывающий сквозь отверстие Талисмана, пульсирующее желтое солнце, плывущее в черном пространстве космоса. Казалось, что музыка заполнила Талисман, комнату, весь мир снаружи. Женское лицо, лицо незнакомки промелькнуло в отверстии. Детские лица, потом лица других женщин… Слезы текли по его лицу, когда он увидел промелькнувшее лицо его матери, с несравненными чертами Королевы полусотни картин. Когда он увидел собственное лицо, скользящее среди всех миров, рождающихся в Талисмане, ему показалось, что он сейчас лопнет от наплыва чувств. Он расширялся . Он дышал светом. И, наконец, осознал поразительные звуки, раздающиеся вокруг него, когда он увидел, что глаза его матери открылись… (во имя жизни, такие же живые глаза, как мир. Внутри Талисмана пришли к нему звуки тромбона и фанфар, всхлипы саксофона; смешанные голоса лягушек и горлиц, «Люди, познавшие мое волшебство, воскурят мне фимиам» , до его уха донесся голос Вулфов, поющих свою песню луне. Вода билась о борт корабля, и рыба билась о поверхность озера, радуга ударилась о землю и о путешествующего мальчика, говоря ему, какой дорогой пойти, и ударившийся ребенок скривился и открыл рот; и здесь раздался оглушительный всплеск хора, поющего от всей души; и комната наполнилась дымящейся трелью поющего голоса, заглушающего все остальные звуки. Машины скрипели тормозами и заводы шипели, где-то лопнула шина, а где-то вознесся в небо фейерверк, и снова шепот любви и плач ребенка, а голос все подымался и подымался, и какое-то время Джек не осознавал, что он видит, а что нет).
Читать дальше