Ульфейя хохотнула нервным смешком, но глаза остались серьезно-напряженными.
— Этот Сорока оказался упорным парнем, — продолжил Кринаш мрачно. — Раздобыл в деревне топор и до темноты прорубался в ворота. Он ветви рубит, дровосек хренов, а они сызнова вырастают. Наконец кто-то надоумил его влезть по сучьям на забор и глянуть, что внутри делается. Влез. Глянул. Махнул рукой и отступился. Ночь мы все провели у костров. Тогда я и решил рискнуть: предложил хозяину купить у него постоялый двор — как он есть, во всей красе. Торговались до утра, к рассвету ударили по рукам. Честно скажу: цену я дал позорную. Так платить разве что погорельцу за пепелище! Впрочем, то, что я купил, было не лучше пепелища. Составили договор, капитан «Шустрой красотки» свидетелем подписался. Все надо мной смеялись: мол, буду среди леса дровами торговать! А я под их смешки расспросил Сороку, как пройти в тот волшебный овраг.
Ульфейя глядела перед собой неподвижным взглядом кошки, следящей за воробьем. И не упускала ни единого слова из рассказа хозяина.
— Топор я не взял. Да что топор — все железо с себя снял, даже пряжки с сапог!
— И ты был… там?
— Был… Дурак этот Сорока! С такой силой шутки шутить вздумал! Я там не то что ветки ломать — по сторонам пялиться не смел, а ведь я не трус! Правду говорят: дурням страх неведом… это я про Сороку, ясно-понятно.
— И что… правду люди про это место говорят?
— Вроде того. Деревья… кружатся, как живые… Не это главное! Стоял я там один на один с могуществом, против которого не потрепыхаешься! Я не требовал — просил! Клялся, что никогда не подниму топор на живое дерево, на дрова у меня будет идти сухостой. Обещал, что мужиков из соседней деревни тряхну как следует, чтоб с лесом бережнее были.
— Ты сдержат слово?
— Сам не валю живые деревья. А если соседи в счет долга подбрасывают дровишек, не придираюсь, где и как нарублены. Я за чужой грех не ответчик… Так вот, когда я вернулся, побеги успели завянуть, высохнуть и рассыпаться трухой. А стены и ограда стояли как ни в чем не бывало. Всего-то работы было, что выгребать да жечь древесный мусор. Прежний хозяин после этого вроде рехнулся, на метле по двору скакал. И то сказать, такое подворье уступил почитай что задаром! Но потом Сорока опомнился и убрался из здешних краев…
Кринаш остро, испытующе глянул в бледное лицо гостьи.
— Заболтались мы, пора спать… Я к чему речь веду: надо госпоже отступиться от этой затеи. Место такое, что и без оружия не сунешься, а с оружием тем более. Тамошние хозяева издали чуют железо. И жениха госпожа не выручит, и сама погибнет, Хозяйке Зла на радость… Эй, Дагерта! Проводи гостью в комнату. Да и я пойду спать, пожалуй. Денек хлопотный выдался.
Деревянные ступени заскрипели под хозяйскими шагами.
Ульфейя не пошевелилась, словно не заметила ухода Кринаша. Ее глаза не отрывались от багровых углей очага.
С железом нельзя идти на поиски любимого. А с огнем?
Кринаш проснулся, словно от толчка. Тихо. Темно. Только полоска лунного света скользит между ставнями. В углу, в дубовой люльке тихо спит маленькая Дагвенчи. Еще недавно это место занимал Нурнаш, но теперь он торжественно выселен из родительской спальни: большой уже! Как тогда гордился сынишка и как переживала Дагерта: а вдруг ее кровиночке дурной сон приснится? Кто успокоит и утешит, если мамы рядом нет?
Сыну четвертый год. Дочурке скоро годик. Есть о ком думать заботливому отцу. Так почему в голове неотвязно кружится мысль о чужом ребенке? О девочке, которую Кринаш никогда в жизни не видел и не увидит?
О девочке, которой суждено вырасти Отребьем.
А что может сделать Кринаш? Ах, жалко девочку? Всех не пережалеешь! Его-то самого много жалели?
Дыхание лежащей рядом Дагерты чуть изменилось. Не спит. Муж проснулся, и она проснулась. Почувствовала.
Хорошая у него жена. Повезло.
— Ты госпожу сама в спальню проводила или Недотепку послала? — спросил Кринаш.
— Сама, — ответила Дагерта, словно продолжая начатый с вечера разговор. — И приглядела, чтоб улеглась. Даже горшок углей насыпала, постель согреть, а то она жаловалась, что ноги зябнут.
Кринаш рывком сел на постели.
— Угли, да? Ну-ка, жена, сходи глянь, все ли там в порядке! — Чуть помолчав, добавил: — Как бы госпожа нам пожару не учинила!
Требование было странным, но Дагерта и бровью не повела. Молча встала, набросила поверх рубахи длинный платок с кистями и вышла за порог. А Кринаш, словно зная, с какой вестью вернется жена, принялся одеваться.
Читать дальше