Евгений Немец - Корень мандрагоры

Той ночью я выспался как никогда. Утро выдалось солнечным и нежарким. Я решил привести себя в порядок, а потому растолкал Кислого, взял котелок и пакет с гигиеническими принадлежностями и, подгоняя сонного товарища, спустился к роднику. Кислый выполнял роль душа — он черпал котелком из родника воду и выливал ее мне на голову, пока я судорожно намыливался. Покончив с купанием, я побрился. Последний раз я делал это в гостинице Шымкента, так что щетина успела сильно отрасти. В довершение ритуала я почистил зубы, попил ледяной родниковой воды и вернулся к палатке.

Мара сидел, облокотившись спиной о сосну, и молча следил, как я приближаюсь. Голубые глаза смотрели внимательно и немного печально. Его волосы были распущены, легкий ветер поднимал их и зачесывал вокруг ствола, волосы путались в сосновой коре, как паутина. За время нашей экспедиции Мара отрастил усы и бороду, они были чуть темнее волос, и это придавало его лицу некий трагизм.

— Как настроение? — спросил он, и по его голосу, вернее, по едва ощутимой вибрации тембра, я понял, что предстоящий трип волнует Мару куда больше, чем меня.

— Отлично, — заверил я его.

— Хорошо. — Мара кивнул. — Очень хорошо… Ну что ж, тогда начнем.

Я лежал на спальном мешке, жевал кусочек корня мандрагоры и смотрел в небо. Там плавно кружил беркут. Я подумал, что моя змея тоже где-то поблизости.

Корень по запаху напоминал гниющие осенние листья и еще, наверное, сырую землю. Он был плотный, как древесина, и горчил. Не очень приятный вкус, но я заставил себя не обращать на это внимания. Я сосал и разжевывал пластинку минут десять, потом проглатывал и следующие четверть часа прислушивался к своим ощущениям. Затем Мара вкладывал мне в рот очередную порцию, и я снова ее разжевывал. Этот цикл мы собирались повторить двенадцать раз.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Мара, когда я проглотил первую порцию. — Ты ощущаешь какие-нибудь изменения?

— Пока ничего необычного.

— Хорошо.

Я скосил глаза на Казыгурт. Гора уже проснулась и теперь неторопливо наматывала на голову молочно-облачный шарф. Туман сгущался вокруг вершины, словно гора, как планетарный сепаратор, взбивала из атмосферы сливки. Отдельные потоки плавно закручивались в вихри, иногда прорываясь тоннелями чистого воздуха, и тогда в эти просветы отчетливо просматривалось бледно-кофейное тело горы, но затем снова смыкались, сгущались и все больше напоминали белоснежную меховую шапку. А потом память мягко толкнула мое сознание в прошлое, и я увидел облако марихуанового дыма над журнальным столиком. Ведь именно тогда все и началось. С двух совершенно безобидных слов, в которые Мара вложил абсолютно новый, невозможный и пугающий смысл: замочная скважина… Кто бы мог подумать, что все начнется так просто, так невыразительно. Эффект бабочки — так называют это математики. Незначительные изменения в одном месте системы могут привести к непредсказуемым и катастрофическим последствиям в другом и даже в другое время. Вроде того, что взмах крыла бабочки способен изменить погоду. Этот образ всегда казался мне поэтичным и очень далеким от реальности. И вот появился Мара и выпустил на волю свое психотропное насекомое. К каким непредсказуемым и трагичным последствиям это приведет? К смерти, к сумасшествию?.. Я лежал, смотрел на гору, впитывая ее давящую красоту, и надеялся, что теория Мары верна.

Только разжевав и проглотив пятую порцию, я почувствовал, что стало теплее.

— Мара, солнце, что ли, припекает?

— Нет. Мандрагора вызывает термическую активность организма, твоя температура повышается. Это нормально. Что-нибудь еще чувствуешь?

— Мне кажется, у меня затекла спина. Я могу встать, размять ее?

— Да, только аккуратно, не делай резких движений. Твои мышцы расслаблены, как никогда раньше.

Я осторожно поднялся и тут же понял, о чем говорил мой ситтер. Мне казалось, что ветер надувает мое тело, как парус. Я чувствовал себя латексной пленкой, натянутой и трепещущей под напором воздуха. Я посмотрел на свои ноги, казалось, что у них больше нет костей, и я мог по желанию выгнуть их в любом месте и в любую сторону. Я сделал шаг к сосне, и она тут же оказалась метрах в десяти за моей спиной, я попросту ее переступил, вместе с Кислым, который под ней сидел и с испугом таращился на меня. Я подумал, что начинаю понимать, что такое семимильный шаг.

Я оглянулся и внимательно посмотрел на Кислого. Я видел его страх как нечто отдельное и самостоятельное — он походил на мохнатый ощетинившийся ком в его груди. Я протянул к нему руку, хотел потрогать его пальцем, и ком вздрогнул, сжался и выпустил из себя черные шипы, мне даже показалось, что он зашипел. Кислый дернулся и отполз за ствол дерева. Я подумал, что теперь знаю, как выглядит злобная обезьяна прошлого…