Грэм Грин: Корень зла

Эту историю рассказал мне мой отец, а он слышал ее от своего отца, который доводился братом одному из непосредственных ее участников, иначе вряд ли я поверил бы всему этому. Но мой отец был человек безупречной нравственности, и есть все основания полагать, что эта высокая добродетель стала нашей фамильной чертой.

Как говорится в старых русских романах, описываемые события происходили в 189... году в небольшом провинциальном городке Б. Мой отец был выходцем из Германии; поселившись в Англии, он стал первым из всей семьи, кто выбрался дальше чем за несколько километров от родного округа, кантона, провинции — словом, бог знает, как они там называются. Он был протестантом, искренним в своей вере, а кто же способен быть бóльшим ревнителем веры без всяких колебаний и сомнений, чем ревностный протестант? Он не позволял матери читать нам истории о волшебниках и ходил пешком за три мили в соседний приход, только бы не ходить в ближайшую церковь со скамьями для молящихся [1] ...только бы не ходить в ближайшую церковь со скамьями для молящихся. — Имеется в виду католическая церковь, где верующие сидят во время богослужения. .

— Мне нечего скрывать, — говаривал он, — уж если я сплю, так сплю, и тогда пусть весь мир видит слабость моей плоти. Ведь вот, — добавлял он, и с тех пор эта мысль тревожит мое воображение, а возможно, даже повлияла на всю мою дальнейшую судьбу, — у них хватает наглости играть в карты на этих скамьях, а остальным и дела нет.

Эта фраза ассоциируется в моем уме с тем вступлением, которым он предварял свой рассказ.

— Первородный грех научил людей скрытности, — говорил он. — Грех на виду — это лишь полгреха, а скрытая добродетель — добродетель только наполовину. Если человек скрытничает, то рано или поздно он впадает в грех. Лично я ни за что не позволил бы масону [2] Масон (от фp. francs-macons — «вольные каменщики») — член тайного религиозно-этического общества, возникшего в Англии в начале XVIII в., а затем распространившегося и в других странах. переступить порог своего дома. В наших местах тайные общества запрещены, и у правительства были на то причины. Хотя поначалу они и были совершенно безвредны, взять хоть этот клуб Шмидта.

Дело в том, что среди людей старшего поколения в городе, где жил мой отец, была супружеская пара, которую я буду дальше называть Шмидты, поскольку я отнюдь не уверен ни в своем понимании природы законов о клевете, ни в том, с какими ограничениями они распространяются или не распространяются на умерших.

Герр Шмидт был грузный человек, большой любитель выпить, но вот пил он большей частью за домашним столом, к величайшему неудовольствию своей жены, которая за всю жизнь не взяла в рот и капли спиртного. Не то чтобы ей хотелось воспрепятствовать обильным возлияниям мужа, — фрау Шмидт вполне правильно понимала, в чем состоит ее супружеский долг. Просто она была в том возрасте (ей было чуть больше 60, а ему — здорово за 70), когда женщине хочется спокойно посидеть со своим вязаньем в обществе других женщин и посудачить о внучатах и их недавних болезнях. Но, подумайте, можно ли делать это в свое удовольствие, если твой муж то и дело направляется в погреб за очередным литром вина? Так уж заведено, что есть мир мужчины и мир женщины, которые не совмещаются нигде, разве что в надлежащем месте, то есть в постели. Не раз пыталась фрау Шмидт уговорить мужа пойти как-нибудь вечером в пивную.

— Как, переплачивать за каждый стакан? — был неизменный ответ.

Тогда она пробовала убедить его в том, что ему необходима компания других мужчин и мужской разговор.

— Только не за стаканчиком доброго вина, — отвечал он.

Поэтому, в конце концов, она поделилась своими бедами с фрау Мюллер, которая переживала те же самые муки. Фрау Мюллер, будучи женщиной решительного нрава, тут же принялась сколачивать организацию. Она разыскала еще четырех жен, соскучившихся по женскому обществу, и они порешили собираться у кого-нибудь раз в неделю вечером со своим вязаньем и выпивать по чашечке кофе. Сообща они могли бы насчитать около двух десятков внуков и внучек, так что, как вы сами понимаете, тем для разговора было предостаточно.

А что же происходило все это время с мужьями? Можно подумать, что им доставляло удовольствие и дальше пить в одиночку — это как читать романы (мой отец отзывался о литературе только с презрением, хотя за всю свою жизнь даже не перелистал ни одной книги): нет нужды в разговоре; но без компании не обойтись, иначе удовольствие превращается в тяжкий труд. Фрау Мюллер предусмотрела это и предложила мужу — походя, так, что он и не заметил, — пригласить остальных мужей, разумеется, со своим вином, и вместе посидеть в тишине над стаканчиком.