Олег Яковлев - Мартлет и Змей

– Потом, – отмахнулся Огненный Змей, словно только что вспомнил о чем-то более важном. – Мертвецы никуда не денутся. Осталось еще кое-что. Ты пойдешь со мной, Джон.

– Но, господин барон, мои солдаты сражаются в замке, я должен…

– Пойдешь со мной, – сухо повторил Танкред.

Кейлем замолчал, понимая: в третий раз барон повторять не станет.

– Самое время нам с тобой немного поохотиться.

Эльф пододвинул к себе чернильницу и начал писать. За эту ночь он выводил эти же строчки уже в третий раз, скрипучее перо жестоко терзало несчастный пергамент, будто вознамерившись выместить на нем всю злобу своего хозяина. Сидящий за столом торопился, зная, что время играет против него, и одновременно понимая, что делает вовсе не то, что нужно. Хуже всего было осознавать то, что он раз за разом упрямо отказывался даже перед самим собой признавать свое поражение. Озлобленный на все вокруг эльф никак не мог перестать увиливать и уходить от ответа на самый главный вопрос – почему? Почему в тот самый миг, когда он уже готов был схватить свой трофей, когда ему оставалось лишь протянуть за вожделенной целью руку, его постигла неудача?..

Замок горел. Зарево пожара пробивалось через закрытые ставни, треск пламени смешивался со звоном клинков и треньканьем тетив, которые все еще раздавались во внутреннем дворе и на стенах. Крики умирающих стражей звучали злым укором его гордости и прощальной песнью по его мечте. До конца оставалось уже недолго – последние защитники замка гибли, и скоро враги должны были ворваться в донжон, оставшийся последним рубежом его обороны. Кто бы мог подумать, что способный выдержать многомесячную осаду замок не продержится и дня. Никто, кроме проклятого предателя…

Со злостью эльф сжал перо в руке – оно жалобно треснуло и сломалось. Он отшвырнул в сторону пришедший в негодность инструмент (на полу уже валялось несколько его изувеченных собратьев) и взял с резной подставки новый. Это перо было последним. В голову пришла тяжелая мысль, что вот так же в минувшие дни он жертвовал и своим окружением, по необходимости или по прихоти расточал свои силы по ветру, пока совсем никого не осталось. Должно быть, господин Жаворонок вдоволь посмеялся над ним, наблюдая, как Остроклюв лишается приверженцев одного за другим – Келльне, Феахе и Мелле мертвы, Альвин отправлен в Реггер. Теперь погиб и последний, Рилле, в этом уже не могло быть сомнений. Отныне саэгран точно знал имя изменника – это был тот, кто этой ночью открыл ворота Бренхолла теальцам. Тарве…

Остроклюв чувствовал, что ненависть к этой лицемерной пригретой на груди змее переполняет его, мешает связно думать и строить новые планы. Отныне он уже не желал для себя ничего – ни славы, ни почестей, ни основания династии. Единственное настоящее чувство выжгло собой все остальные. Месть… Теперь он желал одного – рассчитаться с Тарве за все: вонзить в горло предателю меч, выпустить из него всю кровь и скормить Черному Лебедю его тело.

Перо закончило скрипеть, и эльф еще раз перечитал написанное:

«Благородному алу Маэ из Дома Черного Лебедя, саэграну лорда Найллё, мастер-капитану Пурпурного Флота.

Спешу сообщить Вам, что мои позиции в Теале подверглись атаке со стороны мятежников Танкреда Бремера. Во имя успеха нашего общего дела и вящей славы Дома Черного Лебедя я призываю вас объединить силы, направив главный удар Вашей армии на скорейшее освобождение от врага замка Бренхолл, который является ключом к мятежному городу и к нашей победе. Промедление недопустимо и может повлечь за собой тяжелые последствия для всех сил нашего Дома. Без Вашей помощи мы не сможем удерживать замок более одного часа.

Остроклюв взял в руки пергамент, свернул его в тонкую трубочку и потянулся рукой к стоящей на столе клетке с мартлетом. Последняя из оставшихся у него птиц обреченно билась синими крыльями о золоченые прутья, будто всерьез рассчитывала проломить их, вырваться на свободу, оборвать магический поводок и спастись. Слишком невероятно, чтобы пленник действительно смел на это надеяться – рассчитывать на подобное могут лишь те, кто обречен и кому уже нечего больше терять.

– Мартлеты всегда славились своими предчувствиями, – раздалось сзади.

Остроклюв не вздрогнул и не удивился – он прекрасно знал, кто назойливой неподвижной тенью вот уже четверть часа стоит у него за спиной. Он не подавал виду, намеренно унижая ее. Она это понимала и все равно продолжала стоять.