Олег Яковлев - Мартлет и Змей

Путь их лежал через словно бы вымершие улицы. Все ставни были негостеприимно затворены, лавки – на замках, люд исчез. Даже собаки и кошки, казалось, все сейчас там, за рвом, спешат занять лучшие места на замковом дворе – довольно странно было наблюдать отсутствие привычного гула многочисленных горожан, суетящихся на улицах и переулках в погожий денек, как и лая (мяуканья, ворчания) домашних и бездомных животных.

Раздавался лишь скрежет несмазанных флюгерных петушков на домах и вывесок у мастеровых да мрачный скрип натянутых висельных веревок на торговой площади.

Замковый мост был опущен, решетки – подняты, но вот здесь, в отличие от пустынного города, уже представлялась совершенно другая картина. От непривычного многолюдства рябило в глазах, а от шума звенело в ушах. Кажется, весь Теал собрался сегодня в Бренхолле. Огромная толпа занимала собой почти весь двор, некоторые зеваки взобрались на стену и смотрели на происходящее внизу оттуда. Даже солдаты позабыли, казалось, о своей службе и, беззаботно повернувшись спиной к городу, во все глаза взирали на узкое пустое пространство в центре двора, огражденное невысоким заборчиком, которого почти не было видно из-за навалившейся на него толпы.

Такого шума это обычно тихое место не знавало довольно давно: уже лет пятьдесят как в Теале не проводились ратные потехи. Последний турнир созывал еще дедушка нынешнего барона Руфус Бремер. С тех пор горожане прозябали в скуке, иногда развлекаясь публичными казнями, трактирными драками да редкими заездами бродячих цирков. Судя по всему, странствующие артисты считали город Бремеров не таким уж и прибыльным местом, а быть может, они просто боялись, что их вышвырнут за ворота, не заплатив после выступления. Как, признаемся, было не единожды – о неимоверной скупости теальцев по всему Ронстраду ходили истории. Обидно, а ведь их так здесь ждут…

Но сегодня его светлость барон показал свою истинную любовь к народу (странно, как будто до этого горожане думали, что он их за что-то ненавидит), созвав ристалище. Сколько эмоций было в этом слове, сколько чувств переживал каждый, не в силах насладиться этими буквами: Т… У… Р… Н… И… Р… Турнир? Турнир!

Рыцари и дамы, благородные и бедные – все радовались ему, как празднику, как дети долгожданному подарку. Они все уже были здесь, ждали и не могли дождаться его начала. Знакомые перекрикивались через весь двор:

– Эй, ты его видишь, Джим?

– Да! Это он! Точно он! Вон, с черным плюмажем!

– Да вы что, это же старик Грыз посадил своего кота себе на шляпу, болваны!..

Различные профессиональные (то есть странствующие и потому нищие) менестрели да самопровозглашенные барды «из народа» издавали по случаю свои последние творения. Среди подобных прозвучала и эта с первого взгляда веселая, но прячущая за усмешкой острые клыки песенка:

Стражники ринулись в толпу в поисках мерзавца-менестреля, но того и след простыл. Только веселый задорный смех зазвучал, удаляясь, где-то перед ними. Люди не очень-то хотели отдавать баронским служителям такого молодца – не все в Теале любили Танкреда, и он знал об этом. Орки, разгуливающие по улицам… жестокие налоги… обыски на предмет тайного служения королю Инстрельду… да и много чего еще. Долго потом некоторые напевали себе под нос «Отчего и почему…».

– Ты что, болван, Сэмми? – проскрипел на ухо башмачнику его друг писарь.

Они проталкивались все ближе к ограждению. Толпа была такой плотной, что приходилось пробивать себе дорогу локтями. Их путь сопровождался почти ежесекундными восклицаниями: «Ой, на ногу стали!» или «Ай, мой глаз! Мой глаз…».

– А что такое? – сделал вид, что не понял, Сэмми-башмачник, преодолевая последние футы к ристалищу.

– Как что такое? Тебе прощают твои невинные песенки, которые ты имеешь наглость распевать на пороге своей сапожной. Но откровенную насмешку над бароном тебе не простят! Колодки или петля на Дубе Справедливости – вот какой тебе сделают выбор!