Della D. - Метаморфозы

Гермиона потеряла покой. Она не могла сосредоточиться на учебе, не могла есть, не могла спать, потому что ей снились кошмары. Она просыпалась посреди ночи в слезах, душимая рыданиями и потом еще долго лежала, глядя на равнодушную луну.

И все же профессор вернулся живым. Он выглядел ужасно, но какое это имело значение? Важнее то, что он снова был рядом. Надолго ли?..

События сменяли друг друга так быстро, что за ними уже было не уследить и не угнаться. Как в дурном сне, когда ты не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой, Гермиона словно посторонний зритель наблюдала за тем, что происходит. Вот уже Нагини – никакой не хоркрукс и нет смысла рисковать жизнью, чтобы уничтожить ее. Еще несколько кадров – и смертельная опасность вновь нависает над ней и человеком, который стал ей дороже всех. И на этот раз опасность грозит всем, кто ей дорог.

Когда Гарри ушел в подземелье к Северусу, в гостиной Гриффиндора еще продолжалась тренировка. Больше всего на свете Гермионе хотелось уйти вместе с Гарри, но она понимала, что профессор не просто так назначил это «взыскание» и она, скорее всего, будет там лишней. Она старалась сосредоточиться на заклятиях и контрзаклятиях, но мысли ее были далеко.

Ее мысли крутились вокруг предполагаемых событий завтрашнего дня. Как все пойдет? Устоит ли Хогвартс? Суждено ли им всем погибнуть? И если они все‑таки победят, то кто заплатит жизнью за эту победу?

Гарри вернулся каким‑то удрученным. Он раздал бутылочки с Феликсом, объяснил когда и как его принимать, назначил ответственных за каждую из порций. На все расспросы Рона и Гермионы он отвечал или угрюмым молчанием или общими фразами типа: «Завтра видно будет». В конце концов, Гермиона не выдержала и отвела его в сторону, напрямую спросив:

— Северус сказал тебе, где будет завтра? Что он будет делать?

Она намеренно назвала своего учителя по имени, чтобы Гарри понял: это не праздное любопытство, Снейп ей не чужой… И он понял.

— Он завтра отправится к Волдеморту, — тихо сообщил он, сочувственно глядя на нее. – Не спрашивай зачем! Так надо. Он перейдет на нашу сторону уже в процессе битвы.

Гермиона не знала, что она может на это ответить. Она не могла вспомнить слов, она могла только слышать свое бешено колотящееся сердце. Он пойдет к Волдеморту! Он предаст его прямо там, посреди битвы. Он будет в одежде Пожирателя, он будет мишенью сразу для двух сторон.

Холод и пустота в голове стали наполняться обрывками каких‑то фраз из магловской песенки, которую она часто слышала по радио дома, у родителей. Сейчас она не могла вспомнить ни кто ее поет, ни как она называется. Она даже слова и мелодию толком не могла вспомнить. Почему же эти обрывки стучаться в голову? О чем эта песня? Что‑то о том, как вскоре его не станет, и он уже никогда не будет ее… «Навсегда не твой» [2] Гермиона не может вспомнить слова песни группы A‑ha «Forever not yours» («Навсегда не твой»): Ill soon be gone now Forever not yours It wont be long now Forever not yours… Скоро я уйду, Навсегда не твой. Ждать осталось недолго. Навсегда не твой… (Перевод вольный). …

«Почему навсегда не мой? – думала девушка, невидящим взглядом уставившись в огонь. – Я люблю его. Он меня любит, пусть и не говорит об этом. Мы так подходим друг другу…»

«Но он твой не более чем был твоим Рон, да и ты принадлежишь ему не больше, чем принадлежала Рону, — вмешался внутренний голос. – Ты не его женщина, неужели это так трудно понять? Вы сами выстроили эту стену между вами в угоду общественному мнению и каким‑то глупым твоим принципам. Что изменит выпускной? Такими темпами один из вас, а то и вы оба можете не дожить до выпускного».

Гермиона встрепенулась и с мрачной решимостью отправилась к Гарри за мантией–невидимкой. Она должна быть сейчас с Северусом. Она не может допустить, чтобы последняя их встреча была на уроке зелий. И она должна отбросить свои страхи и сомнения, свои глупые, детские представления о морали и делать то, что велит ей сердце.

Когда Снейп распахнул ей дверь, сердце девушки болезненно сжалось: он выглядел еще хуже, чем сегодня днем. Быстро скользнув в комнату, не снимая мантии, она отошла подальше от двери, чтобы ее нельзя было увидеть из коридора.

С невозмутимым видом зельевар спокойно закрыл дверь и повернулся к ней, сложив руки на груди и привалившись спиной к двери. Он смотрел в пространство, не зная, где именно находится Гермиона, и выражение его лица невозможно было прочитать. Гермиона скинула мантию, оставшись в джинсах и удобной толстовке, в которых тренировалась с другими Гриффиндорцами. Только сейчас она начала думать, что стоило одеть что‑то более… соблазнительное, что ли. Может, стоило и нижнее белье поменять на что‑то более взрослое и красивое? И что еще делают в таких случаях? Бреют ноги? Еще что‑нибудь бреют?..