Элиссон Элиссон - Хранители крови

Луна приложила ладонь к груди, нащупывая под блузкой длинный серебряный гвоздь. И обмерла. Шнурка на шее не было.

Но как? Кто?!

Забыв о боли, бросилась к кровати Гарри и начала перерывать сбившееся одеяло и простынь. Умом понимала, что не могла вот так запросто потерять, обронить. Шнурок был на ней даже тогда, когда они с Гарри занимались любовью, и после, когда она натягивала на плечи высушенную заклинанием блузку. Перетряхивать постель было бессмысленно.

Так ничего и не обнаружив, Луна подняла свои штаны, выпрямилась, растеряно повернулась к книге.

— Спасибо, Чудик. Я обязательно поглажу тебя, когда вернусь, ладно? Сейчас мне нужно торопиться.

Книга зашелестела страницами, захлопнулась и довольно заурчала.

Она не знала, где искать Гарри, но вариантов было не много. Единственное место, куда мог утащить его Малфой, — это подземелье. А как ему помочь… Главное — найти, а там будет видно. В конце концов, у нее осталась волшебная палочка.

* * *

Он умирал.

Умирал от невыносимого, давно переступившего болевой порог удовольствия.

Мучительно хотелось пить. Легкие выжигал едкий дым. Из ободранного кашлем горла сочилась кровь, и ему не оставалось ничего другого, кроме как глотать.

Он снова был в Выручай–комнате, во мраке, среди россыпей догорающего чужого барахла. На пепелище. Здесь ничто не шевелилось, не двигалось, кроме него самого, разве что дым, поднимающийся от обугленных куч.

Он лежал посреди выгоревшей дотла комнаты, чувствуя, как по щекам текут горячие, смешанные с сажей и копотью слезы, лишая почти обезвоженное тело последних капель влаги. Где‑то за стенами все еще шел бой: приспешники Волан‑де–Морта атаковали школу, гибли его друзья, давшие ему последний шанс. А он лежал здесь, прокопченный насквозь, задыхающийся, давился кровью и смотрел, как на него беззвучно оседают хлопья серого пепла. Чьи‑то неоправданные надежды, чьи‑то загубленные жизни, чьи‑то иллюзии. Все выгорело. И ничего не осталось.

Шаги в тишине.

Мантия, сотканная, кажется, из самой тьмы, из колыханий черного дыма. Бледное лицо с красными губами — яркими и сочными, словно вымазанными в краске, крови или мякоти какого‑нибудь экзотического волшебного фрукта. Глаза в пол лица с прозрачными радужками и тонкими крапинками зрачков. Голубая сетка кровеносных сосудов.

Страх — первобытный, животный, — впрыснулся в вены ледяными струями, и он почувствовал нарастающее биение сердца. Кровь прилила к запястьям, к сонной артерии, болезненно пульсируя, словно стремясь вырваться наружу. Кровь наполнила рот, смешалась со слюной, потекла из уголков губ на каменный пол, вытягиваясь в вязкие нити.

Больше всего на свете он боялся страха.

И теперь страх смотрел ему в глаза.

- …Во имя сохранения равновесия и высшего закона чистой крови я отпускаю тебя. И сила твоя, и разум твой, и помыслы твои да будут подвластны древнему роду Малфой, — закончил Драко едва ворочающимся языком.

Страх парализовал его, и он не мог шевельнуться. Больше не мог. Он и не подозревал, что существует такое черное, высасывающее душу отчаяние, такая тоска, от которой не возрождаешься, не приходишь в себя. Чернота, в которую погрузилась комната, вливалась в уши, в рот, забивала глотку, выкалывала глаза. Чернота двигалась, и ее движения были смертельно опасны. Чернота дышала, и он знал, что ее дыхание отравлено. Она была похожа на гигантскую пиявку: растягивалась, сжималась в комок, ощупывала голодным ртом розовый мрамор стен. Упругая и плотная, словно резина… Однажды в детстве он поймал одну такую, и она присосалась к его руке. Отец потом давил ее каблуком, а она лишь корчилась и растягивалась, до тех пор, пока ее кожа наконец не лопнула.

Драко понял, что еще несколько мгновений — и его вырвет этим липким, ледяным мраком.

Чего она ждала? Она ведь должна была забрать жертву и уйти. Она была свободна… свободна…

— Нет! — голос в тишине прогремел оглушительным взрывом, и Драко подскочил. По ногам потекло что‑то теплое, вокруг ботинок разлилась лужа.

— Нет, — снова прохрипел голос. — Нет… нет…

И тут же загремел другой:

— Инсендио!

Огонь вспыхнул прямо в воздухе над алтарем, по глазам резанул слепящий свет. Драко зажмурился от боли, заскулил, прижимая к лицу растопыренные пальцы. Услышал, как что‑то щелкнуло, грохнуло — это отвалилась железная крышка агрегата, который приволок с собой Моуди, — и в следующий миг воздух разорвало истошным нечеловеческим визгом. Драко заорал, зажал ладонями уши, повалился на колени.