Гильберт Бриссен - Librum Debitori

- Теперь я посажу семена, — серебряные жгуты, удерживая кончиками луковички, вонзились в чернозем, рассаживая разрыв–траву по одной в ящик, — поможешь им взойти?

- Наполни мою лейку свежей, прохладной водой, Суидрим! — воскликнула она, и зеленый дух заплясал в ее руках, действительно превращаясь в искусно сделанную золотую лейку, изящную и остроносую, полную до краев слегка светящейся голубоватой жидкостью.

- Осторожней, — засмеялся я, когда струи брызнули во все стороны, задевая и меня, — а то я тут тоже прорасту!

- Ну сейчас все вырастет! — Суисейсеки явно была довольна своей работой.

И действительно, узкие росточки прорывались вверх, распускаясь под теплыми лучиками солнца, стремительно набирая силы, толстея, наливаясь соком. На некоторых поблескивали капельки, а затем из основного стебля вырвались причудливые, искрящиеся желтым цветы и замерли, покачивая головками и распространяя тонкий аромат.

- Разрыв–трава названа так не случайно. — заговорил я, — В ней заключены могучие силы, но ими очень неудобно управлять. Она с равной легкостью разрывает металл и камень, плоть, дерево…да что угодно! Но делает она это при легчайшем прикосновении к ней.

- Что же ты задумал, медиум?

- Поговори с ней. Усыпи ненадолго, чтобы я мог связать ее с другими деталями ловушек. Ты ведь умеешь это делать, садовница?

- Это будет непросто…она очень напугана же, и хочет сберечь драгоценный цветок от любого обидчика, потому и взрывается от любого шороха же!

- Я верю в твои силы, Суисейсеки и не буду тебе мешать. Надеюсь, ты не откажешь мне теперь…

- Нет, нет, я поговорю с ней же, я же обещала. Но уходи, травы боятся тебя же!

- И не зря боятся, — негромко заметил я, покидая оранжерею.

Суигинто тихонько влетела в мастерскую, когда я уже готовился начать работать без ее сведений. Суисейсеки все еще возилась с разрыв–травой в оранжерее, напевая ей вполголоса какие–то песенки, не замечая новую гостью. Станок тихо жужжал шестернями, пока еще вхолостую — я настраивал его, пока на огне кипели фосфоресцирующие фиолетовым смеси для нанесения удерживающих знаков.

- Медиум, ты хотел знать кое–что о Мегу, — сказала она, — а я не успела рассказать до того, как…

- Хорошо, что ты пришла, Суигинто, — помешивая густую смесь, я делал вид, что очень занят, — Без твоих сведений было бы сложнее.

- Из докторов ей больше всего нравился Сенамура–сан, но он ушел из больницы два года назад. Только он говорил, что есть способ вылечить ее, но ему не разрешили провести эту операцию — поэтому, кстати, он и ушел.

- Отлично! Это даже лучше, чем я рассчитывал. Обещал и ушел, значит…просто идеально. А что до остального?

- О родителях она не слишком много рассказала. Но то, что она не хотела о них говорить, не значит, что я ничего не знаю. Она считает, что утомила их своим долголетием и тратами на ее жизнь. Отец еще пытается переубедить ее, а вот мать уже давно даже не появлялась в больнице. Но и с отцом она ругается часто — не по его вине.

- Этого хватит…одним делом меньше. Ты очень помогла, Суигинто!

- И еще…о сказках мы говорили долго, я даже успела соскучится, но не прерывала. Она их помнит, можешь не сомневаться. Но зачем тебе все это?

- Садись, посмотришь, как я распоряжусь ценными знаниями. Только когда Суисейсеки будет нести траву — не трогай, ладно?

- Она здесь? И зачем мне трогать ее траву? — Суигинто даже удивилась.

- Очень уж она красивой вышла, и не менее опасной. Почти как ты, — улыбнулся я, — но не о том речь. Я готовлю оружие против статуй, необычное, но, надеюсь, эффективное.

- Эту вонючую смесь?

- О нет, это лишь фиксатор мыслей. Сейчас сама все увидишь.

Зачерпывая серебряными нитями вязкую мерцающую субстанцию, я рисовал на металлических шарах станка извивающиеся вензеля знаков, призванные удерживать энергии фиолетового плетения. Затем, повертев немного отладочные винты, я взял со стола небольшой свинцовый слиток и легким усилием придал ему вид собственного лица — в миниатюре, разумеется. Получившийся слепок я покрыл другой пастой изнутри и тоже вставил в крепления станка. Заинтересовавшаяся Суигинто перебралась поближе, усевшись на стопку книг и наблюдая за моими манипуляциями.

Дальше пришлось концентрироваться куда более серьезно, чем раньше, но все же в собственном сне это было вполне возможно. Сперва тускло, а потом все ярче засветились плетения Маски Лжеца, и первые струйки букв выплеснулись с моего лица, притягиваясь к знакам на станке и завиваясь вокруг них тонкими переливающимися перламутром спиралями. Все больше и больше строк лилось наружу, пока, наконец, они не скрыли под собой большинство шариков, тянувшихся из путаных механических глубин на блестящих ножках.