Шейн Тортлотт - Дерево Ханой

— Нет! — Ребро кольнуло, но мне было все равно. — Нет, мама, он поступил правильно. Я разобрался, если не во всем, то во многом. И должен рассказать ему.

— Кеван, он не придет. Я запретила — после того, как он был вынужден признаться в том, что натворил.

— Нет! Нет!! Нет!!!

Я попытался встать, но она прижала меня к постели. Ей на помощь прибежали санитары… а за ними появился еще кто-то.

— Кеван!

— Папа! — Я почти вырвался, а он почти добрался до меня, но тут его схватил санитар.

— Уберите его, — сказала мама. — Он уже натворил достаточно бед.

Я рванулся, высвободился и схватил папину руку точно так, как делают фрухи. Я постарался, чтобы он увидел мое лицо — всю мою любовь, и страх, и необходимость поторопиться.

Я кивнул. Он кивнул в ответ, а санитары уже выводили его из палаты. Вошла сестра, вставила ключ в мой обезболивающий воротник, изменила настройку, и я почти сразу же уснул.

Но все было в порядке. Он понял. И, может быть, еще не поздно…

В следующие дни никто не говорил мне, что происходит. Мама в больнице почти не бывала. Я надеялся, что все обстоит хорошо; если бы началась война, то уж, конечно, кто-нибудь да проговорился бы, верно?

А я лежал тут, прикованный к ускорителям регенерации! Я даже до туалета добраться не мог, но школьные задания мне приносили. Выходило, что меня уже наказывают.

Потом за всю среду — ни единого посетителя. И все равно никто не объяснил мне, что происходит. Даже когда сказали, что в четверг меня выпишут, мне не стало легче. Ночью я почти не сомкнул глаз.

Меня отключили от регенераторов, проверили на приборах, осмотрели и выписали. Пришлось надеть грязную одежду — ничего другого у меня не было. Я сидел в палате, ждал, когда кто-нибудь за мной приедет, и чувствовал себя жутко несчастным… пока в дверь не вошел папа.

Он обнял меня очень устало, я начал задавать ему миллион вопросов, но он велел подождать. Я чуть не лопнул, пока мы шли к машине.

Когда мы забрались в нее, он снова меня обнял и держал так долго-долго.

— Как ты узнал, Кев?

— Ну как-то так. Когда увидел родителей Йиналу в контакте, то сообразил, что к чему.

— Погоди! Его родителей?

Я рассказал, как все произошло с самого начала. В первый раз за последнее время я рассказывал, а меня внимательно слушали.

— Ты не знаешь, он выздоровел?

— К сожалению, не знаю.

— Но ты же разговаривал с ними, верно?

Он улыбнулся, еле раздвинув губы.

— И еще как! Ты вообразить не можешь. Их социальные запреты практически нерушимы.

— Какие запреты?

Ему пришлось объяснить.

— Сынок, фрухи выражают свои чувства, сильные чувства, только через нервотрансепторы. Глубокие эмоции — это абсолютно личное. Выразить их открыто для них просто немыслимо. Даже научное обсуждение эмоций происходит с помощью нервоконтактов.

— Значит, они с тобой не говорили об этом?

— Отказывались, пока половина Комитета совсем не надорвалась, пытаясь их уломать. Некоторое время я опасался, что ты ошибся, но мы не отступали. Объяснили им, что человеческий страх вот-вот приведет к насилию. Именно угроза надвигающегося кризиса, скорее всего, и понудила их сломить внутреннее сопротивление.

— Вот и с Йиналу так! — Папа наклонил голову набок, ну совсем как Йиналу. — Я не мог заставить его говорить о некоторых вещах. Например, о том, как фрухи относятся к людям.

Он хмуро отвел глаза.

— И у него были все основания. Кеван, люди не доверяли фрухам, неверно судили о них, а фрухи думали о нас то же самое.

— Это как?

По крыше машины зашлепали капли дождя.

— Едва они начали говорить, как выяснилось множество фактов. Например, что многие фрухи, вернее, подавляющее большинство, считают людей… считают нас животными.

— Чушь какая-то! Мы строим города и космолеты. Мы говорим!

— Суть не в нашем интеллекте, а в наших эмоциях. Открытых всем страстях, которые они никогда бы не выдали ни зрению, ни слуху. Вот критерий — с их точки зреция. Оказывается, Кев, на родной планете фрухов обитает другой вид псевдоразумных существ, не обладающих нервотрансепторами. Их эмоции очевидны, и они не создали никакой цивилизации. Фрухи, правильно или неправильно, усмотрели тут причинную связь. И перенесли этот вывод на нас, несмотря на космолеты и владение речью. Определение личности у них кардинально отличается от нашего, не только в интеллектуальном, но и в эмоциональном плане. Мы не прошли проверку. А теперь, возможно, они думают о новой проверке. — Он похлопал меня по плечу. — И во многом благодаря тебе.