Святослав Логинов - Колодезь

Теперь всем стало ясно, что начался не поход за зипунами и не простое казацкое воровство, а настоящий бунт и едва ли не война.

Когда сверху к городу подошли стрельцы головы Лопатина, Семён стоял на раскате и палил из пушек, которых теперь у Разина было многонько. Вместе со всем войском вышел из города, когда круг решил повернуть к Астрахани. Был среди тех, кто сжёг ненавистный Камышин. Потом под Чёрным Яром в пешем строю нападал на князя Львова, явившегося усмирять приёмного сына. Под Черноярском битвы не случилось вовсе: солдаты и стрельцы, увидав идущие на них толпы, не открыли пальбы, а тут же с ружьями, знамёнами и барабанами перешли на сторону Разина.

Воинское начальство было перебито своими же людьми, одного князя атаман пощадил, вспомнив о названом родстве.

С этой минуты уже ничто не загораживало дороги на Астрахань.

Вновь перед глазами замаячили каменные стены низового города и колокольня Троицкого собора. Только на этот раз самовольные казаки не воровски проплывали мимо и не поднимались с моря пленными, а пришли с боем и мятежом.

Город успел прознать о возмущении и Черноярском разгроме; ворота оказались заперты, с церквей гудел набат. Колокольный звон, впрочем, никого не напугал, казаки знали, что в нужную минуту городская голытьба распахнёт ворота или по меньшей мере примет со стен лестницы.

Так и случилось. Во всём городе лишь в двух местах было оказано сопротивление. На городских воротах, где засели голландские моряки, атакующих встретили залпы пушек. Несчастным иноземцам пришлось отбиваться с двух сторон, поскольку из города на них волнами шла взбунтовавшаяся теребень: бурлаки, выпущенные из тюрьмы колодники, городские ярыжки и прочие никчемушные люди, которых никто не любил, а значит, никто и не жалел. Площади перед и позади ворот в несколько минут покрылись побитыми телами, кровь стекалась в лужи, словно над городом прошёл кровавый дождь. Однако в скором времени порох у иноверцев кончился, и тогда Разин ввёл в бой казачьи отряды. Голландцы, в недобрый час вздумавшие честно исполнять присягу, были перерезаны под последнего человека, а взятые в плен на следующий день повешены на железных крючьях. Выстроенный матросами бриг сгорел, так и не выйдя в море. На том и кончилась первая попытка России стать морской державой — сами себя загнали русичи в дремучую дикость. Потом уже оказалось, что голландский капитан — Давид Бутлер сумел бежать из города, протиснувшись в узкую крепостную бойницу. Хотя и капитан с тех пор морским делом не занимался, а, изрядно побродивши по свету, осел в Казани, дав повод неугомонному Орефе и всем его потомкам гневно вопрошать, какая польза может быть святой Руси от иноземного рода Бутлеровых.

Семёну выпало драться в другой части города — в кремле. Кремль тоже был взят без боя, оружные люди с радостью приняли лестницы, приставленные осаждающими, и на раскате пошло братание. Лишь одна из башен, где засели персидские купцы, неосторожно поверившие, будто теперь на море тихо, долго огрызалась огнём, не желая сдаваться. Высланные люди кричали персам, что их никто не тронет, но бусурманы, не забывшие развалин прохладного Ряша, на все уговоры отвечали пальбой.

Семён уговаривать купцов не пытался. В самом начале штурма он услыхал, как кто-то из городской бедноты проболтался, что якобы среди персов есть один чернокожий арап. Семён ухватил ярыжку за полу армяка, быстро спросил:

— А вместе с тем чернокожим не было рыжебородого купца? Толстый такой, и голос зычный.

— Да их там половина с крашеными бородами! — отмахнулся ярыга. — Вот возьмём башню — сам и посмотришь.

С этой минуты Семёна уже силком было не увести от башни. Но, видно, гнев плохой советчик; казалось бы, на миг потерял Семён осторожность, сунулся вперёд раньше времени, и левый бок ожгло мгновенной болью, а земля разом притянула ставшее непослушным тело.

У Семёна достало ненависти остаться среди боя, а потом, когда купцов похватали, оглядеть и живых и мёртвых. Не было среди заморских гостей абиссинца, был темнокожий тезик из далёких индийских княжеств. И Мусы-ыспаганца среди пленников не нашлось — зря Семён под пули кидался.

Персидских купцов Разин, неожиданно для многих, велел отпустить. На площади при всём городском многолюдстве Разин объявил, что отныне всякий волен беспошлинно торговать в Астрахани, и приглашал иноземцев к торговле. Себя атаман в этот день окружил не казаками, а перепуганными русскими торговцами. Один лишь Кутумов в этой толпе держался гоголем. Но об этом Семёну рассказали после, а сейчас рана осилила Семёна, и он слёг.