Ольга Громыко: Пророчества и иже с ними

Больше всего я хотела очутиться внизу, причем приплатила бы сама, лишь бы какая-нибудь зараза догадалась спустить мне лестницу из окошка башни — вскарабкаться к нему по наклонной крыше я была не в силах.

Голоса начали слабеть, а фигуры размываться — опьянение трансом проходило. Впрочем, и так было видно, как народ поспешно раздается в стороны, уступая место отцу Исподию, задержавшемуся в комнате, дабы аккуратно облачиться в парадную, густо расшитую серебром рясу. В семье потомственных магов дайн нужен как дракону пятая нога, но это был личный бабушкин духовник, которого она притащила с собой из Витяга. По-моему, бабка его тоже терпеть не могла, но прикармливала в пику отцу.

Отец Исподий огляделся, убеждаясь, что стоит точно в центре двора, чинно сложил руки и начал громко молиться, набираясь благодати перед столь ответственным мероприятием. Народ охотно поддакивал и в нужных местах крестился.

Минут через пять папа не выдержал, подошел к увлекшемуся дайну, невежливо похлопал его по плечу и стал раздраженно что-то объяснять. Бабушка коршуном кинулась на помощь «любимцу», и зять с тещей принялись орать друг на друга, все повышая голоса. Про меня временно забыли, вверх уже никто не глядел. Снова начал крапать дождь, и я обхватила гарпию не только руками, но и ногами, пытаясь как можно глубже вжаться к ней под крыло.

Дайн бочком выскользнул из толпы, перебрался в угол двора, подальше от спорщиков, откашлялся и начал речь заново, благоразумно сократив вступительную часть до «с божьей помощью да услышит мя сия скорбная разумом девица!».

— Одумайся, грешница! Знаешь ли ты, кто сейчас смотрит на тебя? — Исподий с тщательно рассчитаной скоростью поднял к небесам дрожащий палец, увлекая за ним взгляды присутствующих.

«И боги туда же — глазеют и ничего не делают», — тоскливо подумала я.

— Дщерь моя! — входя в раж, все надрывнее вопил дайн, размахивая широкими рукавами так, что, кажется, даже приподнялся над землей. — Всевышние не для того дали тебе жизнь, чтобы ты столь неразумно ее отвергла! Станет ли созвавший гостей бросать в грязь дары, которые ему неугодны? Стоит ли проклинать лето из-за одного пасмурного дня? Устыдись же минутной слабости, девица Риона, приди в мои объятья и умойся покаянными слезами, во искупление греха малодушия пожертвовав нашему храму на строительство нового погреба…

Я действительно готова была разрыдаться от бессильной злости, но тут надо мной заскрипел ставень, и из башенки высунулась голова брата. Ветер немедленно разворошил пепельные, и без того не шибко причесанные волосы.

— Ринка, ну что ты там копаешься? Я спать хочу!

Я обрадовалась ему, как неродному — вся остальная бестолково суетящаяся внизу родня вызывала у меня исключительно нецензурные чувства.

— Вытащи меня отсюда! — поднапрягшись, выдала я со второй попытки достаточно членораздельный хрип.

— Ты что, раздумала прыгать? — озадаченно сдвинул брови Дар.

— Я и не собиралась, тупица! У меня транс был!

— А-а, — понятливо протянул братец. — Щас.

Мальчишка перегнулся через подоконник и попытался дотянуться до меня рукой. Разумеется, без результата, до которого не хватало больше сажени.

— Чего ты к этой горгулье прилипла? Ляг животом на крышу!

— Я б-б-боюсь!..

— Кому суждено быть зарубленным — тот не расшибется, — резонно возразил Дар. — Ну?!

Это действительно чуток меня приободрило — ничего подобного в моих видениях не было. С замиранием оторвав от камня правую ладонь, я поскорее пришлепнула ее к черепице. Попыталась проделать то же самое с левой, но вовремя вообразила, что тогда окажусь стоящей на четвереньках, боком к окну.

— Да-а-ар, а другого способа нет? — заскулила я.

— Есть. Прыгай! Желательно на бабушку. — Мальчишка критически поглядел вниз. — Хотя Исподий тоже ничего. И попасть на него легче, вон какое пузо отъел.

— Дурак!

— Вот я сразу и подумал, что этот вариант тебе не понравится. Поэтому разворачивайся и ползи сюда, — деловито скомандовал брат.

Я тоскливо уставилась на горгулью. И как только я сумела сюда забраться?! Без свечи одолела узкие, обрывистые ступеньки винтовой лестницы, вылезла в окно, спустилась по черепичному скату до самого желоба…

— Ты что там, опять засыпаешь?

— Нет, с духом собираюсь! — А было бы неплохо закрыть глаза и открыть их уже в своей постели. Или в конюшне. Или в подвале. Пропади он пропадом, такой «талант»!

Я закусила губу и, заставив себя сосредоточиться на боли и злости (а не воображаемой кляксе на брусчатке), развернулась к окошку. Стало чуток полегче: десятисаженная пустота осталась за спиной, напоминая о себе эхом торжествующего голоса дайна. Кажется, Исподий приписал честь моего «раскаяния» своей пылкой речи.