Маргит Сандему - Вьюга

– Да, из запасов отца. Думаю, что ранены оба вора. Поспеши!

Виллему возвратилась быстро с корзиной в руках. И они тут же побежали в сторону Гростенсхольма. Из всех троих Виллему была самой ослабевшей, но она, чтобы не отстать, бежала, сжав зубы. Ирмелин была мягкой хорошенькой девушкой с крепкой фигурой, как и ее бабушка Ирья, по характеру скромной и располагающей к себе. Подобно Никласу она была очень сильной.

Когда они несколько уменьшили скорость, из-за Виллему, она, задохнувшись, спросила:

– От Доминика что-нибудь слышно?

– Да, – ответил Никлас. – Он пишет, что этой осенью приедет.

– Хорошо. Приятно будет встретиться с ним. Последний раз он был здесь три года тому назад.

Но на самом деле она была не уверена в том, что эта встреча будет столь интересной. Доминик обладал каким-то непонятным свойством, вынуждавшим ее чувствовать себя с ним неловко и ощетиниваться.

Никлас продолжал:

– На этот раз он приедет один. Как тебе известно, на дядю Микаела и тетю Анетту тяжело подействовала смерть Марки Кристины в прошлом году. А Габриэла Оксенштерна сейчас дома тоже нет. Они очень удручены и ехать никуда не хотят.

Виллему кивнула головой. Она знала, что лучший друг дяди Микаела, любимая Марка Кристина, умерла тяжелой смертью. Она родила восьмерых детей, троих из которых потеряла. Самому младшему было всего два года, когда она заболела. Три года лежала она, не вставая с постели в Стокгольмском дворце до того, как смерть избавила ее от мук. Доминик дал ей клятвенное обещание никогда не бросать в беде младшего брата Габриэла, того из ее сыновей, у постели которого он часто сидел и с которым вместе вырос. Он был сыном гофмаршала Габриэла и внуком гофадмирала Габриэла Оксенштерна. Марка Кристина всегда испытывала некоторую боязнь за этого мальчика. У него не было задатков стать таким же великим, как его отец и дедушка. Но это не главное. Главное состояло в том, что был он весьма слабым ребенком.

Похоронили ее торжественно в церкви Стуркюрка, где она сейчас отдыхала вместе со своим мужем, Микаел глубоко скорбел о ней.

Итак, Доминик приедет один! Интересно, интересно! Для Виллему все было захватывающим. В том числе и поход, в который они сейчас направляются по следам раненых воров из хутора Черный лес, Свартскуген.

Если бы только она не была такой усталой! Ноги подкашивались, а сердце едва билось.

Они добрались до Гростенсхольма и пошли по кровавым следам, уходящим в лес.

Идти по следам было не трудно, хотя во многих местах кровь впиталась в мох и лесную почву. Вскоре они нашли одного из воров. Он лежал в живописной позе под деревом на склоне холма.

– Он мертв, – испуганно произнес Никлас. – Это ужасно!

Все трое стояли молча и думали об одном: вечная тихая борьба между Гростенсхольмом и Черным лесом теперь превратилась в кровавую междоусобицу. Ненависть к Людям Льда возрастет многократно.

Они знали этого сорокалетнего мужчину. Он был мерзавцем, настоящим негодяем, но никто из них не хотел его смерти!

– Пусть он пока лежит здесь, – сказала Виллему. – Кровавый след идет дальше, нам надо спешить, чтобы на нашей совести не оказалось несколько смертей.

– Мы в этом не виноваты, – воскликнул Никлас.

– Нет, – подтвердила Ирмелин, когда они двинулись дальше. – Наши работники слишком уж увлеклись стрельбой. За это понесут суровое наказание. Предстанут перед судом.

– Они хотели только защитить усадьбу, – сказал Никлас. – Но поступили слишком жестоко.

Лес был еловый. Во все стороны торчали ветки, почва была заболочена. Кругом стояла гнетущая тишина. Их голоса звучали невнятно и приглушенно; единственным звуком, достигавшим их ушей, был раздававшийся время от времени легкий шорох испуганной белки или, может быть, птицы.

Виллему украдкой смотрела на Никласа, пока он искал следы во мху. Скрывая улыбку, она вспомнила ночь на Иванов день этим летом. Как она стояла у костра на холме между усадьбами Липовая аллея и Гростенсхольм и смотрела на языки пламени, очарованная необыкновенной игрой красок. Как в нее вселился какой-то бес и она попросила Никласа проводить ее до дома, так как очень боялась темноты.

Уже тогда он взглянул на нее удивленно, ибо Виллему никогда не боялась темноты. Еще больше он поразился, когда они поднялись на покрытый можжевельником холм близ Элистранда и она смешливо сказала: «Поцелуй меня, Никлас». «Во имя чего я должен это сделать?» – ответил он, шокированный и удивленный. «Не во имя чего-то особенного, – сказала она. – Просто я хочу узнать что при этом чувствуешь». «Ты немного не в себе, Виллему!» Она повернулась на каблуках и пошла. «Хорошо, не надо». «Виллему, подожди!» «Да», – ответила она ласково и сдержанно. Заикаясь, он пробормотал: «Может… может, я тоже хочу узнать, как это чувствуется…» «Прекрасно!» «Но это нас ни к чему не обязывает». «Само собой разумеется, Никлас».