Олег Микулов: Тропа длиною в жизнь

Зря он так долго водой пренебрегал. Освежился, взбодрился – и путь стал легче! Да и солнце – Небесный Олень – помогает: разгоняет последние клочья этой белесой мерзости, по всей Лазурной Долине гонит их… Он шел вдоль берега, туда, где в незапамятные времена они строили переправу. (Две сосны. Одна, к счастью, совсем рядом упала, а вторую… сколько волочить пришлось… «Ну, ты! Недотепа!»… А потом – ветки. И крепеж…) И вновь остановился. В недоумении и тревоге.

Их мост сгнил, обвалился. Меньший ствол, по-видимому, давно унесло вниз по течению; от большего осталось только совсем трухлявое корневище, уходящее в воду. Никто и не пытался поправить… И – никаких следов.

…Нужно идти. Как бы то ни было. Вновь раздевшись и пристроив свои вещи на голове, старик без колебаний вошел в воду. Плыть почти не пришлось.

…Вот и вечер. Распогодилось, словно и не было никаких многодневных дождей. Тепло, и одежда высохла, и солнце – Олень-Победитель – спокойно готовится к спуску в Нижний Мир. Он очистил, освободил свои Лазурные пастбища.

Старик не позволял себе задуматься над тем, что видели его глаза, ощущали ступни его ног, его ноздри, его уши.

…Совсем скоро! Ведь по этой тропе он и уходил. Не один…

(Как они спешили в ту ночь, как спешили! Кисть левой руки сжалась в кулак – словно помнила, как стискивала тело лука, отдыхающее, тетивой оплетенное, а он все думал, все колебался: не пора ли натянуть тетиву? Конечно, чем лучше отдохнет оружие, тем оно вернее, – но успеет ли он в последний миг?..)

Он вдохнул всей грудью вечерний воздух. Солнце почти село, и воздух был свеж, хотя и насыщен влагой сверх меры… И вон там, за теми елями… А почему бы и не предупредить? – Ой-е-е-е-е-е-ай-хайо-хе-е-е-е!

(Надо же! Даже клич вспомнил. Только никакого ответа…)

…Не очень-то он и удивился тому, что увидел. Честно говоря, знал. Давно знал; быть может, с того самого момента, как поскользнулся… Да, он – дошел.

Но не бывшие сородичи его встретили, а развалины давным-давно покинутого стойбища. Да, он донес Весть Могучих. Но передать ее некому! И никто его здесь не ждет.

«Тыеще увидишь свою Инельгу!..» Как бы не так!

Было ясно: дети Тигрольва ушли из этих мест много-много лет назад. И дети Волка не сменили их, и дети Рыжей Лисицы… Когда же это произошло?

В меркнущем свете уходящего дня он ходил по останкам своего родного стойбища и узнавал, мучительно узнавал…

Вот запретное место – бывшее жилище вождя, сюда – ни шагу, ни шагу…

А вон там, вверху, и вовсе – колдун там жил. И не такой уж страшный, а все равно…

А вот здесь (он присел на корточки, тронул рукой торчащий из земли толстый конец бивня мамонта)… здесь маленький мальчик споткнулся и упал, и захныкал, и спросил у своей мамы: «Зачем эта штука торчит?!» А мама ответила: «Тише, тише, сынок! Они обидеться могут! Те, кто до нас здесь жили…»

…Вот оно! Наполовину покосившийся, наполовину рухнувший остов… Грязные, осклизлые куски – остатки покрытия…

Тяжело опираясь на копье, он приблизился к своему бывшему дому. Какой-то зверек метнулся из-под полусгнившего куска шкуры прямо под ноги, запутался, рванулся в кусты… Похоже, жилище и не разрушали, и не трогали вовсе… Быть может, сразу и ушли? Но почему? Зачем? КУДА?

Вдруг он упал на колени… Бивень! Бивень мамонтихи; тот самый, что он приготовил… Даже размечать принялся… Когда его позвали «на охоту»… В тот проклятый день… Этот бивень, теперь наполовину вросший в землю, так никто и не тронул, хотя материал хорош! Значит? Значит, жилье его – табу, и быть может, и впрямь сородичи его сразу снялись с обжитого места…

Шершавая ладонь гладила прохладную поверхность бивня, палец скользил вдоль поперечных рисок, намеченных этой же самой рукой – только молодой и сильной! – в незапамятные времена… А солнце уже село давным-давно, и сгустился мрак, и глаза уже почти не различали того, что явственно ощущала его ладонь… Совсем рядом заухал филин… Пора подумать о ночлеге. Да! Его обманули, но он – дошел, он – дома. И он не просто здесь заночует; он разожжет свой очаг, и сходит туда, к реке за своей водой, и приготовит себе здесь последнюю постель.

Он – дошел. И он не двинется отсюда никуда. Обманут людьми и духами? И даже Инельгой? Пусть так. Но он – дошел.

Трещат на огне ветки (вроде бы деревьев стало побольше? Или он забыл?), и даже кости удалось найти – для жарких углей, – и камней много, будет горячая вода… Старик смотрел в пламя. Он всегда это любил – смотреть в пламя. С детства…