Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

Потом что-то происходит. Неприятное. Вызывающее боль и досаду. Его тормошат, толкают, насильно переворачивают. Что-то новое, назойливое до невозможности гудит над самым ухом. Дергаются ремни, так мягко спеленавшие его руки

…Да что же это такое, в самом-то деле? Что-то острое впивается в запястья. Этого уже никак нельзя стерпеть, и он крутится, борется изо всех сил с этой… этим…

В самые ноздри, словно игла, бьет запах, от которого голова откидывается назад. И еще. И еще.

Аймик чувствует, как чьи-то ладони сильно трут его уши.

– …приди в себя! Очнись! Не то оба погибнем, и ты и я…

(этот шепот… Да это же… ЯЗЫК ДЕТЕЙ ВОЛКА!)

– …Ну пожалуйста! Тебя же завтра убьют! (АТА? Она все же пришла, пришла, несмотря ни на что.)

Видимо, он попытался заговорить в голос, потому что две маленькие ладошки (такие знакомые) тут же закрыли его рот.

Он уже все понял. Только слабость, ломота во всем теле, и голова кружится так, что закрыть бы глаза и спать, спать, несмотря ни на что. Но главное не это. Главное – у него теперь есть сообщник. Самый верный, самый надежный. С таким – ничто не страшно. Уйдут.

Ата (Аймик уже не сомневался: она!), должно быть поняв, что он пришел в себя, шептала более спокойно: – Помоги мне! Повернись, я ремни разрежу. Кремень задел кожу рук, полоснул ногу у щиколотки. Но теперь эта боль только радовала: Аймик ощущал, что вместе с кровью уходят и остатки хмари. Почувствовав, как спали ремни, он хотел было привстать, но понял, что ни руки, ни ноги его не слушаются.

– Тише, тише! Сейчас, не торопись!

Растирание разгоняет по жилам кровь. Руки вновь ему повинуются, и Аймик сам изо всех сил принимается приводить в чувство свои ноги.

– Ну наконец-то!

– Ты в порядке?

– Да. И что теперь?

– Посмотри туда.

Невидимые ладони осторожно разворачивают его голову. Глаза, притерпевшиеся к кромешной тьме, без труда различают вход. Даже если бы не было отблесков пламени, и то бы не ошибся, несмотря на ночь.

– Видишь?

– Да.

– Там они. Ждут рассвета. До рассвета эта пещера – табу…

(Ата нарушила табу? Ради меня…)

– …мы проскользнем, я знаю как. Сразу от входа – направо, ползком… Погоди-погоди, я сажей тебя натру. Мало ли что…

– А оружие? – спохватился Аймик.

– Оружие, одежда, – все готово… Ну, я пошла! Ты – за мной.

После пещеры ночь кажется теплой и свежей. Небесная Охотница, уже готовящаяся покинуть свои угодья, светит так, что густая черная тень надежно прикрывает вход в пещеру. Даже здесь, вблизи, Аймик еле различал движения той, что проложила для него тропу к спасению. Она поднялась на ноги, лишь когда они полностью обогнули скальный выступ. Движением руки указала: вниз по склону, где темнеют деревья и угадывается речная свежесть.

Остановились в тени раскидистого дерева, шелестящего листвой прямо над их головами. В мелькании света и теней почти ничего не разобрать.

– Вот, возьми! – На руки Аймика упал мягкий сверток.

Только сейчас он понял, что совершенно гол. Натянул короткие и узковатые штаны; с трудом догадался, что кожаный пояс скрепляется не заколками, а завязками; странную куртку-безрукавку, похоже, напялил шиворот-навыворот. Обуви не было. И не надо.

Путаясь в чужой одежде, Аймик морщился и дергал головой, словно муху отгонял. Какая-то мысль, ускользающая и навязчивая, не дает ему покоя. Что-то, случившееся совсем недавно.

(ГОЛОС! Не шепот, а голос. Он какой-то… не такой.)

– Готов? Держи копье! И кинжал. Все, что смогла раздобыть.

(Другой голос! И потом Ата… Разве она все так же юна?)

– Нужно спешить; на рассвете будет погоня.

– Куда мы идем? – на ходу спросил Аймик.

– К нашим, – не оборачиваясь, бросила женщина.

– К детям Волка?

— К детям Волка? — Она остановилась от удивления. – Нет. К детям Мамонта.

– Ата… – неуверенно проговорил Аймик, приближаясь к своей спасительнице, все еще в надежде на невероятное.

– Ата? Меня зовут Айрита.

Да, это была не Ата. Когда они вышли из-под укрытия деревьев, на открытое пространство, Аймик остановился еще раз и заставил свою спутницу повернуться так, чтобы Небесная Охотница осветила ее лицо.

В белом магическом свете Айрита показалась ему настоящей красавицей. Смуглолицая, светлоглазая – этого не скрывала даже ночь, – она смотрела на него чуть улыбаясь, явно понимая, что нравится, и радуясь этому. Заправленная в штаны рубаха из белой замши подчеркивала смуглость ее кожи. На поясе – не только женские мешочки (в одном, должно быть, хранится то снадобье, которым его привели в чувство), но и длинный, явно мужской кинжал. В правой руке – короткое копье. Молодая, невысокая, она выглядела сильной, уверенной в себе… Юный охотник, да и только. Это впечатление усиливала прическа, уложенная не по-женски, а по-мужски: конским хвостом.