Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

…Но вот уже два с половиной лета минуло с тех пор, как Аймик впервые увидел так напугавших его всадников. И, несмотря на все свое желание и решимость, он все так же далек от обратной тропы, как и в тот злополучный день, его уводили от Стены Мира, от жены и сына. Да, он многое узнал за прошедшее время, гораздо больше, чем подозревают эти лошадники. Но знания эти ничем не помогли. И стерегут его еще суровее, чем прежде.

Аймик пытался бежать. В первое же лето, как очутился среди тех, кто сумел подружиться с дикими лошадями. Ночью, приподняв шкуру, покрывающую деревянный каркас легкого жилища в котором он спал, выбрался наружу и, сориентировавшись по звездам, направился на восток. Он понимал, что эта попытка нелепа: один, на чужой земле, без оружия, без запасов кремня, а из еды – только мимоходом прихваченная полуобглоданная кость. И все же он пошел на это. Дело в том, что накануне ему приснился Великий Ворон.

…Они стояли на вершине горы, той самой, возвышающейся над Стеной Мира, на которую когда-то пытался взобраться Аймик. Только сейчас они были на самой вершине. Великий Ворон настойчиво показывал куда-то вниз. Вглядевшись, Аймик увидел черный дым, пробивающийся из земных недр и расползающийся все дальше и дальше… И вот они уже летят, и Аймику нисколько не страшно, ему радостно… Но, несмотря на высоту, он ощущает нестерпимый смрад, исходящий снизу, оттуда, где ползет этот дым.

(Не просто дым, а что-то живое… и одновременно мертвое. Чуждое Миру. Враждебное…)

…Его непреодолимо тянет вниз, и не просто притягивает чуждая сила: он сам стремится туда… хоть и противится изо всех сил… Его притягивает то самое, что ненавистнее всего на свете! Рука Великого Ворона сжимающая его руку слабеет… Еще немного, и… И он просыпается.

Аймик шел на восток, пытаясь скрыть свой след, и шептал почти вслух:

«Великий Ворон! Ты могуч; быть может… нет, я верю я знаю: ты сильнее Тех… Так помоги мне! Дай вернуться назад, в степи, которые ты защищаешь…» Его поймали в тот же день, к вечеру.

Беглеца не избили; на него даже не накричали. Но с тех пор лошадники стали строго следить за своим пленником, хотя Аймик больше не делал ни малейшей попытки бежать… Бессмысленно: без чьей-то помощи побег обречен. На Великого Ворона надежды нет. А найти здесь сообщника… Прежде нужно приглядеться к чужой жизни, вжиться в нее, как бывало когда-то.

У лошадников удивляло многое. Главное, конечно, – странные лошади, позволяющие этим людям обматывать веревкой свои морды, взгромождаться на спины и направляться куда заблагорассудится, своих ног не утруждая. Нет, сам Аймик ни за что на свете не решился бы на такое, даже если бы ему и предложили прокатиться верхом. Но что скрывать? – посматривал на всадников с завистью и восхищением.

И еще одно восхищало: мастерство, с которым лошадники выделывали костяные орудия. Конечно, и дети Тигрольва отличались умением резать по кости, и дети Сизой Горлицы. Но лошадники!.. Чуть ли не каждую вещь – кинжал, простое ли лощило – они стремились украсить затейливым узором или изображением. У одного стадо оленей переправляется через реку, другой своего любимого коня вырезает, старается, третий… Бывало и так: подберет охотник простой кусок кости и вырезает что-нибудь на его поверхности. Жаль – наблюдать удавалось редко: лошадники сердились, если замечали излишнюю любознательность своего пленника.

Луками они не пользовались, только дротик и копье-металка. Зато металок таких, как у лошадников, Аймику прежде не доводилось видеть. У сыновей Тигрольва ведь как было? Палка с крючком на конце; у детей Сизой Горлицы – дощечка. Ну, конечно, наводили призывающий удачу охотничий узор, кровью окрашивали – и сухой, родовой, и своей. Но металки лошадников – это же чудо что такое. Не из дерева сделаны – из кости или бивня, и на конце не просто крюк: у одного лошадь вырезана, у другого – куропатка, у третьего – олень… Аймику мучительно хотелось в руках такое чудо подержать, но увы, – об этом и думать нечего. Только издали можно полюбоваться, да и то украдкой…

Зато орудия из кремня в общем-то похожи на те, что остались далеко на севере. И костяные наконечники копий. Так, во всяком случае, казалось издали; может быть, он и заметил бы различия, имей возможность поработать резчиком или скобелем, прикинуть, ладно ли сидит в руке копье… Как соскучились его руки по самой будничной мужской работе, с какой завистью прислушивался Аймик к четким ударам отбойника о кремневый желвак.