Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

…Но почему именно он, Аймик, должен стать отцом мальчика, угодного Властителям? И для чего им нужен его сын?

– Воля Тех, желания Тех, цели Тех людям недоступны! – внушительно промолвил Дад, подняв вверх указательный палец. – Одно лишь могу сказать: посвященный Тем, твой сын станет одним из самых могучих в этом Мире и преобразит его. Помни: на тебе лежит величайшая ответственность! Величайшая!

(Кажется, он вслух ни слова не произнес? Впрочем, духовидец, конечно же, должен слышать и непроизнесенные мысли. Ведь даже Великий Ворон…)

– Ты хотел о чем-то спросить? – спокойно и дружелюбно проговорил Дад. – Спрашивай.

Аймик чувствовал себя в полном смятении; мысли его мешались. Спросить? О многом хотел бы спросить. И о том, почему Духи так терзают своих избранников, почему Избранничество – проклятие? И о том, что ждет его после того, как сын будет посвящен Властителям? И о том, что же такое горная нелюдь? И о Великом Вороне. И о…

Но бросив взгляд на свою нареченную, по-прежнему молча занятую шитьем, он лишь повторил свой старый вопрос:

– Откуда вам известен язык детей Волка? И последовал ответ:

– Это – Знак! Для тебя. Властители дали нам язык, ведомый в здешних краях лишь одному тебе.

Мада так и не проронила ни слова.

Глухая ночь, безлунная и беззвездная. Аймик и Мада стоят на коленях перед черным камнем, испещренным загадочными знаками, еле различимыми в свете двух факелов, воткнутых в снег. Дад поет что-то заунывное на неведомом Аймику языке. Пение чередуется с речитативом; звучат незнакомые, какие-то скребущие слова; чаще других повторяются «гхаш» и «харрог». Аймик чувствует, как все его тело сотрясает озноб, то ли от холода, то ли… от чего-то еще. Идет свадебный обряд. Очень странный свадебный обряд, совершенно непохожий ни на один из тех, знакомых Аймику, что остались там, за Стеной Мира.

Разные Роды – разные обычаи. Различны и свадебные обряды. Но при всех различиях есть в них то, чего нет сейчас. Те обряды были радостными.

Ночь безветренна, факелы горят ровно. Но вот убыстряется речитатив, и в такт ему откуда-то издали… из тьмы… то ли ветер начинает свои жалобы, то ли… что-то еще. Аймик дрожит все сильнее и сильнее и никак не может унять эту постыдную дрожь.

На миг нависло молчание. Казалось – сама окружающая их тьма застыла в жадном ожидании последнего, самого главного.

Руки Дада, словно выросшие из темноты, подносят к его губам странную чашу. Человеческий череп! Аймик невольно отшатывается.

– Пей!

Густая, липкая жидкость, подобная той, которой Дад поил его, больного. Только вкус другой: приторно-сладкий. Чаша-череп переходит к Маде…

И вновь за их спинами зазвучал голос Дада. Изменившийся голос. Теперь незнакомые слова падали, как глыбы, глухо, весомо, неотвратимо.

– Кхуту гхаш! Кхуту инекх! Кхуту харрог!.. Из-за правого плеча Аймика снова неслышно выплывает бледная короткопалая рука, сжимающая кремневый нож. Аймик догадывается и молча протягивает вперед свою дрожащую правую руку, и тупо смотрит, как его кровь тонкой струйкой стекает на поверхность черного камня. А затем – и кровь Мады…

– Аззагодд! Аззагодд! АЗЗАГОДД! Происходит что-то странное. Аймику кажется, что окружающая их тьма смыкается. Они словно вдруг оказались в тесной пещере, стены которой с каждым падающим словом подступают все ближе и ближе, а потолок нависает все ниже и ниже и вот-вот поглотит, раздавит… Факельное пламя менялось на глазах… Невероятно – оно становилось черным, продолжая светить! И в этом невозможном свете знаки на камне делались все явственнее и явственнее, словно выступали из глубины на поверхность и наливались, набухали их кровью. Особенно один, многоугольный, невиданный прежде…

Нечто или Некто, близкий, но неузнанный, знакомый, но забытый, ликуя, поднимался откуда-то из глубин, чтобы слиться с прежним Аймиком, чтобы Аймик перестал быть прежним Аймиком… а он, еще прежний, лишь с вялым безразличием следил за этим приближением.

Слова – все тяжелее, все неотвратимее. Еще совсем немного и…

Аймик услышал единственное знакомое слово. Имя. «Мада»! В тот же миг, откликнувшись на зов, его невеста заговорила – ясно, четко – на языке детей Волка:

– Я, Мада, дочь Сайги, жду слова моего жениха.

Что-то или Кто-то толкнул его, освобождая от вязкого сна. Аймик сам не знал, откуда явились слова, вдруг слетевшие с его губ: