Вера Камша - Несравненное право

Астен проснулся с непривычным ощущением покоя. Он сам себе не признавался, до какой степени ему не нравилась затея сына пройти по следу Проклятого, но, по крайней мере, сейчас никакой опасности не было. Уж в этом-то Кленовая Ветвь был уверен. Жаль, конечно, что Рамиэрль еще не догнал Уанна, но то, что он расстался с коротышкой Примере, радовало. Кому-кому, а ему Астен никогда не доверял. Эльф взглянул в окно, за которым зеленело предрассветное небо. Зачем-то встал, оделся. Герика еще спала, и Астен решил рассказать ей про Романа попозже, а сам вышел на улицу и долго смотрел на бледнеющие звезды. Там его и застал посыльный Эмзара.

– И вы еще говорите, что не любите эрмет [36]?! – вскричал Его Высокопреосвященство, комично разводя руками. – Вы разбили меня, как жалкого послушника, – а как все хорошо сначала складывалось!

– Но я действительно не люблю эту игру. Да, пожалуй, и остальные игры тоже, – герцог Рене встал из-за массивного черного стола и, наслаждаясь каждым движением, не спеша прошел к окну, – но нигде не сказано, что то, чего ты не любишь, можно делать плохо. Скорее наоборот, ведь тогда ты быстрее закончишь. Великий Дракон! – герцог отдернул темно-серую бархатную портьеру и глянул на улицу. – Я не помню такого снега, тем более что Волк еще не ушел.

– Я еще плохо знаю здешние края, – Максимилиан тоже встал и поставил в специальный бронзовый сосуд, заполненный горячими угольями, низкий и толстый кувшинчик, – сейчас я угощу вас вином по-кантисски. Одного взгляда за окно довольно, чтобы забыть о любом посте. Эта буря меня просто угнетает...

– Меня, признаться, тоже, – откликнулся Рене, – третий день невозможно выбраться из города, а до соседней улицы добраться – все равно что в Варху съездить. Но больше всего мне не нравится, что такого не упомнит даже Эрик.

– Ну, я благодарен непогоде хотя бы за то, что смог заполучить вас на целый день, – Максимилиан с блаженной улыбкой гурмана, предвкушающего праздник вкуса, разлил дымящийся напиток по высоким агатовым кубкам, – смотрите, сейчас, когда в них налито красное вино, они светятся, как костер в тумане...

– Действительно. Великолепное зрелище и великолепный запах, – герцог отошел от окна, – но я всегда ненавидел туман. Потому что он лжет, скрывает, сбивает с пути...

– Да, мои поэтические изыски не для моряка, – Максимилиан улыбнулся, – но я действительно рад вашему обществу, Рене и, кажется, начинаю любить ваши немыслимые края. Здесь холодно, но нигде так не оценишь горячее вино, горящий огонь и беседу с другом – мы ведь друзья, мой герцог, не правда ли?

– Я надеюсь, – Рене отхлебнул из кубка, – восхитительно. Но для того чтобы сказать: «Да, это так!», дружба должна быть испытана...

– Ну, за этим, я полагаю, дело не станет, на войне такие вещи происходят быстро, – вздохнул клирик, – гораздо быстрее, чем хотелось бы.

Они пили вино молча, но в этой тишине не было неловкости или отчуждения, просто каждый думал о своем. Трещали в камине еловые поленья, а за стенами резиденции Его Высокопреосвященства, под которую Рене, вынужденно перебравшийся в герцогский замок, отдал свой особняк, безумствовал ветер. Казалось, в окно бьется чудовищная птица. Внезапно Рене вздрогнул и чуть не выронил свой кубок; кардинал взглянул на своего гостя с удивлением – тот отличался почти сверхъестественной ловкостью, и подобная неосторожность выглядела несколько необычно. Дальнейшее поведение Рене удивило клирика еще больше. Тот зачем-то отошел в самый дальний угол комнаты и замер, поднеся к лицу украшенную золотым браслетом руку, словно бы к чему-то прислушиваясь, а затем твердыми шагами подошел к окну.

– Мне очень жаль нарушать ваш уют, Ваше Высокопреосвященство, но надо немедленно открыть окно и погасить огонь.

– Можете делать все, что считаете нужным, – хоть необычная просьба и вызывала недоумение, Максимилиан не изменил присущей церковникам невозмутимости. Кардинал сам засыпал огонь в камине песком из стоящего рядом обтянутого тисненой кожей ящика и даже задул свою жаровню, после чего посмотрел на Рене.

– Вынужден вас предупредить, что у нас сейчас будут весьма необычные гости, так что есть смысл закутаться потеплее, – обронил Рене, распахивая тяжелые створки, через которые немедленно ворвалась буря. Даже больше чем буря.

Легкая сверкающая фигура влетела в комнату, более всего она напоминала гигантского лебедя, если б только бывали хищные лебеди. Белоснежная, с гибкой длинной шеей и широкими величественными крыльями снежная птица облетела по кругу комнату, от чего мебель тотчас же покрылась сверкающим инеем, а остатки тепла исчезли, словно бы никто не разводил здесь огня с самого лета, и вылетела вон. Пытаясь унять невольную дрожь, Максимилиан смотрел в разверзшуюся пасть окна, за которой в бешеной майорке [37]неслись снежные хлопья.