Вера Камша - Белая ель

— Вырастешь, я за тобой приеду!

— Лучше я за тобой, — фыркнула малявка, хватая подарок, — ты еще забудешь.

Миклош расхохотался и вытащил из седельной сумки жемчужное ожерелье. Ну и что, что он вез его невесте Карои, он много чего вез, от пасечницы, в одночасье ставшей господаркой, не убудет

— Лови! — да когда за мной придешь, не забудь надеть. А то не признаю

— Признаешь, гици, — негодяйка ловко ухватила подарок, — ой, признаешь. Девчонка тряхнула вороными космами и исчезла среди высоких, по грудь коню, росных трав.

— У, шальная, — одобрил Янош, — сразу видно, сердце с перцем.

Сердце с перцем, вот чего не хватало Аполке с ее вышивками и сказками. Перца! Огня, шальной улыбки, громкого смеха, острого словца.

— Эх, — Миклош пустил коня рысью, — сестрицу б ей, старшую.

— Двух, — поправил лучший друг, — а, может, свернем в село, спросим, чья такая?

Миклош на мгновенье задумался и покачал головой.

— Не с руки нам опаздывать. Пал обидится. Ну а на обратном пути, чего б и не свернуть?

3Шитая белыми розанами блуза, алые юбки с золотой каймой, золотые мониста! И это все ее! Барболка Чекеи обмирая от восторга, примерила свадебный наряд. Если б только господарь мог увидеть свою невесту в эдаком великолепии, но Пал Карои ослеп в бою. Потому-то он и смотрел мимо, а она, дура такая, решила, что чем-то провинилась. Барболка б душу отдала за то, чтоб вернуть любимому глаза, но охотников излечить господаря не находилось. Это в сказках приходит на закате старик, творит чудеса и просит за них или душу, или жизнь, или сына.

Девушка вздохнула и тут же, улетевшая было радость, вновь нахлынула сверкающей волной. Пал Карои ее любит! Даже, не видя лица. Услышал в дороге песню и потерял сердце. Он сам так сказал, просто из-за своей слепоты не признался. Теперь Барболка была благодарна сгинувшему Фереку и его подлой мамаше. Если б ни они и не странная поскакушка, она б никогда не прибежала в Сакаци и всю жизнь прожила без седого господаря с орлиным лицом.

И все-таки хорошо, что она красавица. Палу никто не скажет, что он женился на уродке, у которой только и есть хорошего, что голос. А она любит его и таким, хотя жаль, что он не увидит ее в алых сапожках и венке из калины. Барболка несколько раз повернулась перед зеркалом, теперь у нее было большое зеркало, больше, чем на мельнице, подмигнула глядящей из стеклянной глубины богачке, сменила свадебные одежки на платье попроще и помчалась на кухню.

— Та все хорошо, гица, — стряпуха Моника, краснощекая и грудастая прямо-таки сияла, — такие пироги, впору самому Матяшу.

— Что мне Матяш, — Барболка от избытка чувств расцеловала повариху, — лишь бы Палу понравилось. И какая это я тебе, к кошкам гица, Барболка я!

— Ты — гица, — назидательно произнесла Моника, складывая на груди перемазанные мукой руки, — Что нос не дерешь, хорошо, да не всегда. Есть такие, которым по лапам не дашь, на шею сядут и поедут. А гици, думаешь, понравится, что ты со слугами чмокаешься?

— Понравится, — твердо сказала девушка, — а сколько елку розой не зови, не зацветет. Пасечница я, а ты мне тетушка Моника.

— Ты Барболку нашу с пути не сбивай, — Пишта, седой доезжачий, вошел в поварню и принюхался, — Права она. Пала господарем сабля да сердце сделали. Господарь чего только ему не дарил, хотел бы жабу знатную за себя взять, давно б сыскал, да не таковский он. Душу искал, душу и нашел. Не нальешь стаканчик, за жениха с невестой выпить.

— Стаканчик тебе, бочонок дырявый? — прыснула Моника, — ишь, чего захотел. Хотя… Ради такого дела и жеребец оскоромится. Барболка, выпьешь с нами?

— Ну, разве чуть-чуть, — зарделась девушка, — это папаша мой пил, а мне мамка заказывала.

— Оно верно, — похвалил доезжачий, — но за любовь да ласку не выпить грех.

— Гашпара так и не сыскали? — полюбопытствовала Моника, наливая в пузатые стаканы сливовой наливки.

— Как в воду канул, — важно произнес Пишта, — мы только что землю носом не рыли. Ни Гашпара, ни Ферека. Может, и правда, погань какая их прибрала, ну да нашла о чем при невесте говорить! Твое здоровье, Барболка, и чтоб у вас с Палом через год сынок был. Пей, да сразу!

Барболка послушно осушила стакан. Наливка была сладко-горькой и очень, очень крепкой.

Пишта одобрительно подмигнул и подкрутил ус:

— Молодец, гица. Совет да любовь. А, скажи, крепко любишь господаря?

Барболка поставила стакан и положила руку на эсперу:

— Люблю. Как душу. Не жить мне без него, вот не жить, и все!