Здания фермы находились в хорошем состоянии, заметном даже ночью, рядом высились черные тени сенных стогов; ухоженный сад окружал дом. Призрак и кайзер стояли в саду; перед ними светилось окно в освещенной лампами комнате.
«Взгляни», сказал призрак.
Кайзер снова посмотрел и увидел молодую пару; женщина играла с младенцем, и все казалось замечательным в веселой комнате. Снова с трудом завоеванное богатство Германии сияло повсюду, куда бы ни обращался взгляд, удобная мебель говорила о хорошо возделанных акрах земли, свидетельствовала о победе в борьбе с временами года, от которых зависит богатство нации.
«Так могло бы быть», сказал призрак. Снова огонь угас, и веселая сцена исчезла, осталась только печальная, неухоженная комната, в углах которой воцарились бедность и мрачные призраки; одинокая женщина сидела там.
«Зачем ты показываешь мне это?» – спросил кайзер. «Почему ты показываешь мне эти видения?»
«Идем», сказал призрак.
«Что это?» – спросил кайзер. – «Куда ты ведешь меня?»
«Идем», сказал призрак.
Они шли от окна к окну, от земли к земле. Если б вы оказались той ночью в Германии и смогли бы все увидеть, перед вами предстала бы властная фигура, переходящая с места на место, наблюдая множество сцен.
Он наблюдал их, и семейства увядали, и счастливые сцены исчезали, и призрак говорил ему: «Идем». Он возражал, но повиновался; так они шли от окна к окну сотен ферм в Пруссии, пока не достигли прусской границы и не перебрались в Саксонию; и вы постоянно слышали, могли бы слышать, что духи говорили: «Это могло бы быть», «это могло бы быть», повторяя одно и то же у каждого окна.
Они миновали Саксонию, направляясь к Австрии. И долгое время кайзер сохранял свой черствый, властный вид. Но наконец он, даже он, наконец он почти заплакал. И призрак обернулся тогда, и повел его обратно в Саксонию и снова в Пруссию, и над головами стражей проводил его к удобному ложу, где было так трудно уснуть.
И хотя они видели тысячи веселых домов, дома эти никогда не будут веселы теперь, укрытые бесконечным трауром; хотя они видели тысячи улыбающихся немецких детей, эти дети никогда не будут рождены теперь, они были только видением надежд, взорванных им; ибо на всех просторах, по которым он так безжалостно пронесся, рассвет еще только намечался.
Он смотрел на первые из множества тысяч, дома которых он грабил все время и которых он должен был увидеть своими глазами прежде, чем сможет двинуться дальше.
Первая ночь наказания кайзера завершилась.
К концу южноафриканской кампании сержант Кейн утвердился в одном убеждении, а именно: война – это переоцененное развлечение. Он сказал, что «сыт по горло всем этим», отчасти потому, что неправильно используемая метафора была тогда в новинку, отчасти потому, что все так говорили; он проникся этим чувством до самых костей, а у него была долгая память. Так что, когда 1 августа 1914 года знаменательные слухи достигли деревни на востоке Англии, где он жил, сержант Кейн сказал: «это означает войну» – и тотчас же решил не иметь никакого отношения к войне; настал чей-то еще черед; он чувствовал, что сделал достаточно. Потом настало 4-ое августа, и Англия выбрала свою судьбу, а затем было обращение лорда Китченера к народу.
У сержанта Кейна было семейство, о котором следовало заботиться, и миленький дом; он оставил армию десять лет назад.
На следующей неделе ушли на фронт все мужчины, которые были в армии прежде, все, кто был достаточно молод, и с ними немало молодых людей, которые никогда не были в армии. Люди спросили Кейна, пойдет ли он, и он сказал прямо: «Нет».
К середине августа Кейн прочувствовал ситуацию. Он стал маленьким центром сплочения для людей, которые не хотели туда идти. «Он знает, на что это похоже», говорили они.
В курительной Большого Дома сидели сквайр и его сын, Артур Смит; и сэр Маньон Бумер-Платт, член парламента. Сын сквайра был на минувшей войне еще мальчиком и, подобно сержанту Кейну, оставил армию с тех пор. Все утро он проклинал воображаемого генерала, сидящего в военном министерстве за воображаемым столом с собственным письмом Смита, лежащим перед ним, но так и не раскрытым. С какой стати он не отвечает, думал Смит. Но он теперь немного успокоился, а сквайр и сэр Маньон заговорили о сержанте Кейне.
«Предоставьте его мне», сказал сэр Маньон.
«Очень хорошо», сказал сквайр. Так что сэр Маньон Бумер-Платт вышел и отправился к сержанту Кейну.
Читать дальше