Юлия Матси - Нэко

Конечно же, я не собиралась рассказывать родителям всю правду. Еще чего, сообщать, что дочка в любой момент погибнуть может… Но и врать напропалую тоже не хотелось. В итоге я остановилась на этаком полусказочном варианте счастливой жизни в другом мире. Не слишком правдоподобно, но у меня имелись способы заставить их поверить.

Дома уже кто-то был, поэтому я позвонила в дверь и затаила дыхание, прислушиваясь к происходящему за ней. Первым примчался кот Исходник, имя которому придумывал хороший друг семьи, шутник и программист дядя Толя. Примчался и замер у порога, урча и взмяукивая. Затем раздались тихие шоркающие шаги, дверь открылась, и я увидела маму. Кажется, я говорила, что прежняя жизнь теряет свое значение для меня? Чушь! Вранье. Достаточно было одного взгляда на осунувшееся, постаревшее мамино лицо, на ее пустые, какие-то больные глаза, чтобы все эти глупости попросту вылетели из головы.

— Мама, мамочка, — я всхлипнула и порывисто обняла ее.

— Катя?! Катюша, доченька… — она отстранила меня, вгляделась в облик, созданный амулетом иллюзий, и пошатнулась. — Господи, ты жива… С тобой все в порядке? Доченька…

Я перехватила ее ладони, тянущиеся к моему лицу, и крепко их сжала.

— Мам, со мной все хорошо. Давай зайдем в квартиру. Папа дома?

— Да, дома. Господи, но где ты была?

— Ма, я все объясню. Честно. Все хорошо. Идем.

За руку я провела ее на кухню, как ни в чем ни бывало поздоровалась с папой и тут же занялась приготовлением чая.

— Катя!

— Па, я все сейчас расскажу. Подождите немного.

— Катюх, не ожидал от тебя такого. — Папа помог маме присесть в уголок и посмотрел на меня. — Хоть бы мать пожалела.

Он держался гораздо лучше, но я видела, что и ему восемь дней моего отсутствия дались тяжело. Быстро поставив на стол кружки с чаем, я покачала головой:

— Я не могла ничего вам сообщить. И раньше прийти тоже не могла. Простите.

— Но почему? — Мама дрожащими руками взяла кружку и отпила глоток.

Это было хорошо: пара капель успокоительного помогут ей спокойнее принять новости, которые я собираюсь сообщись, а немного «Фой Имплицитам», «Слепой веры», — не относиться к ним слишком критически.

Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, и спрятав под себя невидимый, но почему-то замеченный Исходником хвост, я начала рассказывать. Причудливое сплетение правды и лжи текло не так гладко, как хотелось бы, но шероховатости скрывались воздействием зелий.

Мне до сих пор сложно и немного больно вспоминать тот разговор. Мне поверили. Не сразу, после многих доказательств, но поверили. А вот отпускать не хотели. Да я сама, хоть и осознавала необходимость и неизбежность ухода, внутренне противилась ему. Из-за этого переубеждать родителей было в сотни раз сложнее. Мама придумала тысячу и одну причину остаться, папа поддерживал ее всеми силами.

— Па, я обещала. Разве не ты учил меня, что обещания — это нечто, к исполнению сугубо обязательное?

— Научил на свою голову, — он хмурился, но я видела, что отец мною гордится. Обещание для него было достойной причиной. Мужчины вообще чаще всего лучше подготовлены к тому, что однажды дитя придется отпустить в вольный полет.

Переубедить маму оказалось гораздо сложнее. Я понимала ее волнение, нежелание отпускать единственную дочь в неизвестность, но потакать ему не могла. Итогом спора с ней стала красная капелька моей крови, заключенная в прозрачный кристалл.

— Смотри, пока со мной все хорошо, она будет сохранять цвет. Если же случится беда, то кровь потемнеет или вовсе почернеет.

— Но если это произойдет, мы будем знать, что все плохо, и не сможем ничего изменить. Это слишком жестоко, Катюша.

— Ой, мам, вероятность того, что она сменит цвет, почти равна нулю, — сказала я чистую правду. И тут же уравновесила ее абсолютной ложью: — Я в том мире в полной безопасности.

Как бы то ни было, победа в этом споре осталась за мной. А вот сказочных свойств у оставленного родителям «артефакта» не было ни на грош. По сути, я добавила к крови коагулянт, чтобы она быстро и красиво свернулась, а затем заключила в особый консервирующий состав, который сохранит содержимое на ближайшие лет триста без особых изменений.

Спать этой ночью никто не лег. Мама дотошно расспрашивала меня о новой жизни, а я рассказывала ей о Мин-Йаршерисе так, будто не было ничего другого. Восторженно описывала корабли, мощенные забавной мозаикой улочки, магические фонари, толстых пушистых котов… Немного рассказала о Тиэне, естественно, не упоминая ни о подоплеке наших отношений, ни о существующем в том мире рабстве. Я описывала тамошнее звездное небо с двумя лунами и тут же переходила к своей работе в академии. Пришлось приврать, что там у меня отличная зарплата. Это немного упростило разговор о деньгах, но совсем чуть-чуть: мама упорно не хотела соглашаться брать мое золото или полученную за него земную валюту. Но в итоге мне при папиной молчаливой поддержке удалось ее убедить.