Олег Говда - Выбор

Ярослав ткнул сильнее, и в тот же миг время ускорило бег.

Вырванная с невероятной силой, жердь вылетела из рук парня, а наст над логовом зверя взорвался фонтаном снега, льда, комьев земли и обломков веток. И как бы порождением взрыва стал огромный косматый монстр, в мгновение ока бросившийся на человека.

В зимней охоте на матерого медведя, этот миг самый опасный и непредсказуемый. Даже опытному медвежатнику, с достоинством носящему на груди ожерелье из дюжины клыков, трудно предугадать момент, когда вялая и сонная многопудовая туша превратится в смертельный вихрь, сотканный из силы и злобы. Достаточно на одно лишь мгновение оторопеть, зазеваться, и рассвирепевший зверь собьет охотника с ног и подомнет под себя, разрывая одежду когтями и добираясь клыками к горлу.

Почти во всех историях, рассказываемых долгими зимними вечерами возле уютного очага, упоминается о том, как косматый хозяин, прежде чем напасть на человека, сначала выпрямляется во весь рост, будто уподобляясь двуногому врагу, и только потом начинает угрожающе размахивать мощными лапами. На самом деле медведь изображает подвыпившего кабацкого драчуна, только если сыт, и ему лень сражаться. Вот тогда и демонстрирует зверь свою стать и мощь, давая зарвавшемуся наглецу шанс одуматься и отступить.

Разъяренный медведь атакует быстро, — совершенно не собираясь услужливо подставлять врагу незащищенный живот и сердце. Противопоставить что-либо такому натиску первозданной силы помноженной на быстроту и изрядный вес, кажется, совершенно невозможно. Даже предельно точный удар, поразивший мозг или сердце зверя, не остановит его мгновенно. Обезумевший от ярости, медведь некоторое время не чувствует боли, и даже смертельно раненый, продолжает преследовать врага. Но, именно эта слепая ярость и губит зверя.

Увидев перед собой врага, он нападает столь стремительно и шало, что сам нанизывается на направленную ему в грудь рогатину, воткнутую тупым концом древка в землю. Сила удара при этом такова, что лезвие пробивает грудь медведя на всю длину острия. И если б не крестовина, то рогатина проткнула бы тушу навылет, как иголка толстый холст…

На словах все просто, как миску борща умять. Особенно, если сам не стоишь на пути атакующего зверя, не видишь слетающую с оскаленных клыков бешеную слюну и не смотришь в пылающие ненавистью глаза.

Но сегодня Ярослав пришел не за шкурой лесного владыки, и убивать зверя не собирался. Как только медведь выскочил из берлоги, он кувырком ушел в сторону, разрывая дистанцию между собой и зверем еще на несколько шагов.

Промахнувшись, медведь остановился и завертел косматой башкой, пытаясь определить местонахождение врага. Он чувствовал ненавистный запах человека, но яркий отблеск наста слепил, отвыкшие от света, глаза, и зверю приходилось полагаться исключительно на нюх.

В это время, прицельно пущенный снежок чувствительно ударил зверя в нос.

Медведь слегка отпрянул и недовольно заворчал. Удар не был болезненным, из нависающих веток иной раз и не такие комья на голову валились, но, впитавший в себя запах человека, снежок, разбившись о морду, окончательно сбил зверя с толку. Зверь рыкнул и поднялся на задние лапы. Быстро и мощно вспороли воздух толстые лапы, вооруженные острыми когтями с палец взрослого мужчины. Раз, другой, третий… да только враг был недосягаем. К тому же — плотные комки уже сыпались градом, при этом попадая исключительно в нос или между глаз медведю.

Матерый хищник, настоящий лесной исполин, весом в двадцать пудов, сначала ожесточенно вертелся юлой, все еще пытаясь высмотреть врага, но тот оставался невидимым, и не на ком было зверю сорвать, закипающую ярость. Ослепший и потерявший нюх, медведь топтался на месте, а плотные снежки, с вмороженными в ком льдинками наста, больно жалили вспухший нос и глаза, вызывая в памяти медведя образ самых ненавистных для него существ — лесных пчел. Мелкую, кусачую пакость, еще сильнее раздражающую его, чем человек.

Медведь был зол, голоден и никак не хотел смириться с тем, что враг недосягаем для его когтей и клыков. Но всему есть придел и ярости тоже, а потому смирился с судьбой и лесной владыка. Он обиженно заревел во всю глотку и уселся на еще не отощавший зад, тщетно пытаясь прикрыть передними лапами свою многострадальную морду. Но, получив от невидимого врага еще несколько болезненных укусов, зверь не выдержал столь унизительного истязания и спешно ринулся в спасительную глубь леса, смешно и недостойно вскидывая куцым хвостом.