Три мудреца в одном тазу

«Прекрати меня колыхать, смертный! Пододвинь немного вперед, я не дотягиваюсь! Вот... вот... еще чуть-чуть... есть! Схватилась! Можешь выключать!»

Колобков послушно отключил невесомость и втянул отцепившийся нипондус обратно. И сразу же повел «Амацумару» в сторону – туда, где к морю спускалась мраморная лестница, оканчивающаяся великолепными пропилеями [79] Пропилеи (греч.) – монументальные ворота; вход на акрополь, в священную ограду. . Там размещалось главное святилище Юберальты – юберийского божества морей.

Эта лестница тоже оканчивалась очень крутым спуском – метров на пятнадцать выше уровня воды. И волны колотились не менее яростно, поэтому высадить там десант не смог бы ни один захватчик. Во всяком случае, с местным уровнем техники. Но «Амацумара» могла и не такое...

Стефания, закусив губу, подползла к крохотному оконцу, возле которого ожидающе парил Петрович. Он часто взмахивал крыльями и тяжело дышал, широко раскрыв клюв. Пожилой беркут ужасно устал висеть неподвижно.

- Не грохнешься, девчурка? – сочувственно спросил он.

Чертовка ничего не ответила. Она действительно с огромным трудом удерживалась на гладкой стене – не будь архитектура Юберии слегка трапецеидальной, она бы вообще не смогла тут проползти. Но в конце концов ей все же удалось зацепиться за край амбразуры [80] Амбразура – оконное отверстие в стене с расширением внутрь здания. . Она перебросила себя на другую сторону и вцепилась в решетку обеими руками.

- Пролезешь? – уточнил Угрюмченко.

Стефания снова ничего не ответила. Она слегка прищурилась, внимательно вглядываясь в темноту камеры. Вертикальные зрачки расширились, как у кошки.

- Там никого нет, - наконец сообщила она.

- Как никого?! – не поверил Петрович. – Мля, ты что, я же точно помню – за этим окошком я их видел! Ну-ка, подвинься, дай я посмотрю!

Стефания даже не подумала выполнить просьбу. Вместо этого она вынула из гнезда раструб мощной газовой горелки. Баллон с газом висел на спине. Угрюмченко аккуратно приземлился ей на плечи и начал крутить клювом клапан-регулятор.

- Аккуратнее! – злобно прошипела чертовка. Восьмикилограммового беркута не назовешь легкой ношей. – Когти!

- Фто кофы, фто кофы?! – огрызнулся Петрович. – Туфой фафой фран, не офкруфифаеффя!

Но через несколько секунд он все же провернулся. Послышалось шипение. Чертовка осторожно достала зажигалку, с превеликим трудом удерживаясь на скользкой стене, чиркнула колесиком и поднесла огонек к форсунке. Вспыхнуло и загудело голубое пламя.

- Горячей всего в самой середине длины, - подсказал механик, даже не думая слезать с плеч Стефании.

- Не учи черта обращаться с огнем, - хмыкнула та, разрезая решетку. – А еще мощней эта штука может?

- Может. Только брови опалишь.

- Дурак, я купаюсь в лавовом озере!

- Ну... тогда ладно.

После пары минут работы горелкой Стефания вынула слесарное зубило и в несколько ударов выбила прогревшиеся прутья. Петрович неохотно вспорхнул с ее спины, и худенькая чертовка ужом проскользнула в камеру.

- Ай, я плечо ободрала! – как-то очень по-детски взвизгнула она.

- Ниче, до свадьбы заживет. Где там дочка хозяйская?

- Да нет здесь никого, сказала же! – устало ответила Стефания. – И дверь выломана... изнутри. Медведь, что ли, какой-то проломился? Судя по следам, похоже...

- Девчурка, помоги, что ли? – жалобно проклекотал беркут, безуспешно пытаясь протиснуться в то же окошко. – Я себе так все перья поломаю...

- Не пролезешь, старый дурак! – выпихнула его обратно чертовка. – Из всех вас сюда пролезу только я... ну и еще Мельхиор. Выворачивать кости из суставов можем только мы с ним... и то у него они всегда выворачиваются не туда. Он тоже старый дурак...

- И то верно... – согласился Петрович, сердито глядя на узенькую амбразуру. – Ладно, тогда я к Иванычу полетел – буду держать наблюдение. А ты тут... давай... Справишься?

- Лети, лети! – отвернулась Стефания. – Что же тут за слон такой поработал...

Полторы сотни чернокожих бойцов угрюмо маршировали по скупо освещенным улицам Наранно. Тишину нарушали только звуки шагов и злобное карканье форораков. Два десятка шотелидов и колдун ехали в колесницах.

Шотелиды и палицаи посматривали друг на друга с недоверием и злобой – им совсем не хотелось сражаться бок о бок. Шотелиды считали палицаев быдлом и отребьем, место коим только на Красной Колеснице. Палицаи же называли шотелидов заносчивыми кретинами, постоянно машущими своими кривыми саблями.