***
Письмо на газетном листе, написанное по-французски. Сожжено. 27.11.2010.
Здравствуй, дорогая Газета.
Мы расстались совсем недавно, и пепел, которым ты была, все еще лежит на полу в моей комнате... Странно находиться рядом с собственными останками, не правда ли? Но тебе ведь все равно...
Я обычно не беспокою тебя чаще, чем раз в неделю, и ты не можешь не знать: столь краткий перерыв между беседами говорит - что-то произошло. Наверное, мне еще нескоро удастся избавиться от желания выговориться после каждого хоть немного значимого события... Нелепо, правда?
Итак, все началось с того, что волки вновь пожелали обсудить некоторые вопросы; незачем пересказывать суть проблемы, не представляющей никакого интереса, важно иное - они привели с собой чующую. Она была очень хорошенькой, совсем еще юная мулатка с кудрями до плеч, и она была обречена на смерть - я ощутила это ясно, как никогда в жизни. Когда девочка смотрела на меня, в ее взгляде читалась смесь отвращения, жадного любопытства и брезгливой жалости - обычное, давно приевшееся сочетание... Откуда ей было знать, что она в неизмеримо худшем положении, чем я? Такая свежая, такая очаровательная, чующая просто не могла верить в свою смерть, и тем более ждать ее; немногие способны на это в юности, и мне тоже не пришлось стать исключением...
Я не жалела ее и не испытывала радости - она была для меня никем... Но ее смерть при определенных обстоятельствах могла принести пользу. Ты ведь знаешь, нам пригодился бы собственный чующий, но ни один из них не согласится добровольно на длительный контракт - слишком брезгливы и осторожны.
Нужно ли говорить, что вернувшись после завершения переговоров, я посетила шефа, и он приказал мне предпринять попытку обращения? Это очевидно, как очевидно и то, что мне не удалось задержаться дома после этого разговора. Спешка была необходима - у девочки оставались даже не дни, часы... В день смерти мне достался не самый бесполезный дар, и я не могла ошибиться.
Ты знаешь - обреченные оставляют за собой невидимый, неощутимый для большинства след, но я видела, как люди старались не наступать туда, где недавно прошла юная миловидная мулатка - даже они что-то замечали. Мне пришлось поспешить - ее время стремительно уходило, и за опоздание пришлось бы дорого заплатить.
Смерть человека - не оборотня, упыря или иной полуночной твари, а именно человека - в городе... Что представляешь себе, слыша это словосочетание? Гибель в автокатастрофе, неожиданно сорвавшийся с крыши кусок льда... Много вариантов, дорогая, не правда ли? Но среди них нет смерти от десятка серебряных пуль. Слишком дорогостоящая гибель... Мы обе искренне осуждаем подобную расточительность, верно?
И в моих словах все больше ненужных уточнений, как иногда бывает, если рядом проходит тень собственной смерти... Мне есть что терять, милая, и это прекрасная пища для страха, пусть В. и говорит, будто с момента заключения договора безносая будет брезговать мной. Он слишком часто лжет - даже чаще, чем я повторяюсь в беседах с тобой.
Итак, десяток серебряных пуль... Я увидела сквозь оконное стекло, как они прошили беззащитное человеческое тело, и, должно быть, на несколько секунд перестала быть собой - ты ведь помнишь, быстрые, необдуманные решения не свойственны мне.
Под взглядами нескольких стрелков блокировать запах, разбить стекло, схватить горячее тело и рвануться в небо - как успела? И ни одной раны, ничего... Я никогда не поступила бы так, подумав несколько минут - хорошо, что удача преподнесла нежданный дар, оставив ошибку без последствий.
А потом я, забившись в угол на крохотном грязном чердаке, пила горячую и почти лишенную вкуса кровь, чтобы там же избавиться от нее любимым римлянами методом. Руки дрожали, хотя погони и не было слышно, но мне удалось влить в горло мертвой несколько глотков той жидкости, которая текла в моих венах... Прости, кажется, я путаюсь во временах, но это ведь не волнует тебя, правда? Какая разница, правильна ли моя речь...
Итак, началось ожидание. Я сидела, сжимая ее запястье и напряженно вслушиваясь в городской шум - и все же почти пропустила момент пробуждения. Мне не приходилось раньше проводить обращение, и то, что жар покинул тело слишком быстро, прошло незамеченным - должно быть, так часто бывает в первый раз. Смешно сказать, я среагировала на движение ресниц...
Она открыла глаза - глаза человека, очнувшегося после кошмара. Возможно, ей, как и мне когда-то, удалось запомнить свою смерть, последний эпизод в цепочке сохранившихся воспоминаний, возможно, так смотрят все новообращенные... Я не спрошу, хотя В. найдет, что сказать - у него всегда есть ответы.
Читать дальше