Олег Авраменко: Звёздная дорога

Где ты сейчас, моя единственная?…

Выйдя из своих покоев, я обнаружил, что коридор более людный, чем обычно. Оказывается, минут десять назад, вследствие «мелкого сбоя» в компьютерной сети, обслуживающей системы жизнеобеспечения дворца, все стёкла в окнах этого коридора потеряли свои затемняющие свойства. Пятеро техников из департамента бытовой магии занимались восстановлением разрушенных чар; за их работой наблюдала группа праздношатающихся бездельников и бьющих баклуши слуг.

Ослепительно-яркое белое солнце Царства Света заглядывало в незащищённые окна и слепило глаза. В середине лета оно было просто невыносимым; в середине лета весь Солнечный Град вымирал, впадая в летнюю спячку. Чтобы невзначай не помешать техникам, я решил обойтись без колдовских штучек, а просто надел весьма кстати прихваченные солнцезащитные очки и уверенным шагом направился к ближайшему лифту.

Дорóгой я думал о том, что мой дед, покойный король Утер, отчасти был прав, когда издал впоследствии отменённый Амадисом запрет на использование компьютеров при дворе и в государственном аппарате. Не то, чтобы я был противником прогресса, но слишком уж часто эти штуковины, по выражению Дианы, «втыкали рога», и винить в происшедшем было некого, кроме неуловимых битов и байтов и совсем уж непонятных «недопустимых инструкций». Последнее вообще чёрт-те что. Если эти инструкции недопустимые, то зачем их, спрашивается, допускают?… Хотя, возможно, я несу полную чушь. Несмотря на тесную дружбу с Дианой, я мало что смыслю в компьютерах и даже побаиваюсь их. Тётушка Бренда постоянно журит меня, безалаберного, и приводит в пример умницу Кевина… Тьфу! Тоже мне пример!

Присутствующие почтительно приветствовали меня и расступались, давая мне пройти. Мне это нравилось. Я не люблю откровенного подобострастия и лизоблюдства, но почтительность мне по душе. Всё-таки хорошо быть первым принцем королевства, гораздо лучше, чем королём. У моего отца есть долг, есть обязанности, навалом ответственности, а на меня приходится львиная доля почтения к королевской власти. По правде говоря, я не хочу быть королём и вряд ли им стану. Мой отец намерен царствовать не одну сотню лет, а я к тому времени, когда он решит отойти от дел (если останусь жив, конечно), буду слишком умён, чтобы принять корону. Дядя Амадис стал по-настоящему счастлив, лишь когда отрёкся от светской власти. Его пример назидателен и вдохновляет меня — как хорошо учиться на чужих ошибках! Кроме того, я не прочь унаследовать от Амадиса титул верховного жреца. Но это не скоро, в далёком, очень далёком будущем. А пока я довольствуюсь положением кронпринца со всеми проистекающими отсюда последствиями весьма приятного свойства. К примеру, достаточно мне намекнуть любой приглянувшейся мне барышне… Хотя нет, вру! Всё не так просто. Как-то раз (впрочем, это было ещё во времена моего сопливого отрочества) я, набравшись смелости, предложил одной очаровательной девушке провести со мной ночь, но это получилось у меня так грубо и неуклюже, что она решила, будто я считаю её шлюхой, и влепила мне пощёчину. Наверное, бедняжка затем целый месяц тряслась, ожидая ареста за оскорбление королевского достоинства…

Возле самого лифта меня окликнул знакомый с детства голос:

— Эрик, постой!

Я с улыбкой обернулся. Я всегда улыбался при встрече с мамой, у меня это получалось непроизвольно, вне зависимости от того, кстати было её появление или нет. Сейчас я предпочёл бы уклониться от встречи с ней, но всё равно был рад её видеть. Я всегда рад видеть мою мать Бронвен, королеву Света.

Говорят, что раньше мама была дурнушкой, но мне с трудом в это верится. Вернее, не верится вовсе. Для меня моя мама самая прекрасная женщина на всём белом свете — и не только для меня. Я с детства привык к тому, что мужчины смотрят на неё с восхищением, а женщины — с нескрываемой завистью. Они завидуют её совершенной фигуре, приятному овалу лица, глазам цвета весеннего неба, нежной белизне её кожи, роскошным золотым волосам. (Впрочем, когда я родился, она была рыжей и зеленоглазой — и оттого мои волосы слегка отливаются медью, а глаза, когда я сердит или расстроен, каким-то непостижимым образом становятся изумрудными). С лёгкой руки дяди Артура маму частенько называют Снежной Королевой, с чем я решительно не согласен. По мне, более нелепого, неподходящего прозвища придумать нельзя. Всякому ребёнку известно, что Снежная Королева должна быть высокомерной, надменной и неприступной; моя же мама напротив — очень мягкая и сердечная женщина. Она дружелюбна, приветлива, непосредственна и не стесняется проявлять свои чувства в присутствии посторонних. Вот и сейчас она обняла меня и поцеловала в щеку, как это делала всегда, будь мы на людях или наедине.