Дмитрий Бондарь - Замена

— Сколько лет маршалу? — Спросил Монтро, и, не дожидаясь друзей, сам и ответил: — около девяноста, по меньшей мере. Он, конечно, еще и в седле посидит, и вина выпьет, но как-то не приходилось мне слышать, чтобы семидесятилетние старики производили на свет таких вот «мальчиков». Что-то здесь нечисто.

— Безусловно, вы это верно подметили, лейтенант, — согласился с ним Сирр, — но, право слово, мне совсем не хотелось бы влезать в придворные интриги. Не моё это. А интригой здесь даже не пахнет — смердит прегадостно! Посему предлагаю заняться текущими делами. Их тоже кто-то должен выполнять.

Ранним утром, пока изрядно опустевший лагерь ещё спал — Сирр разослал-таки отряды на перехват беглых мятежников — через заставу проехал маршал Бродерик Ланский в сопровождении конвоя. Троих его спутников из числа сопровождающих страже удалось опознать. Одним из этих троих, судя по описанию дежурного сотника, был загадочный крестьянин Хорст, двое других были хорошо знакомы всему войску как телохранители маршала — Эмиль Горец и Рональдо Быстрый. Остальные были из числа личных оруженосцев маршала.

По старой крестьянской привычке Хорст проснулся ещё до первых петухов. Собственно, как таковых петухов-то в городе почти и не было, но если бы они здесь водились, они были бы очень удивлены ранним пробуждением почтенного негоцианта.

Хорст неспеша, так, как казалось ему подобает поступать солидному купцу, вылез из теплой постели, отворил окно и долго смотрел поверх городских крыш, наблюдая за невероятной красоты восходом. В родном Брюннервельде такое зрелище выпадало узреть нечасто: мешали окружавшие деревню перелески, да и хозяйские заботы — корову выгнать, топор подправить, да много чего! — совсем не располагали к пустому любованию встающим светилом. Солнце окрасило оранжево-желтыми оттенками стены и крыши столичных домов, контрастно выделило черным глухие закоулки, тупики и теневые стороны зданий. Где-то далеко — на стене, опоясывающей город, вяло перекликивались часовые. Теплый луч сорвался сверху и упал на нос Хорста, даря первое тепло наступающего дня.

Хорст потянулся, растягивая слегка занемевшие за ночь мышцы, и протяжно зевнул. Спать он больше не собирался, но и чем себя занять — придумать сразу не мог. Когда вчера под причитания расчувствовавшейся Эльзы он укладывался на просторное ложе, ему казалось, что уж теперь-то, обзаведясь немыслимым прежде состоянием, он сумеет пожить! Пожить так, как ему хочется! Но вот пришел новый день, вчерашнее возбуждение улеглось, и вдруг пришло понимание, что он совершенно не представляет себе — что делать дальше? Мысли крутились вокруг «королевской» жратвы, какой-нибудь цыпочки благородных кровей и покупки вороного коня (от этой мысли по его лицу расползлась улыбка: зачем еще один конь тому, у кого и так их столько, что сосчитать невозможно?), но больше в голову ничего не лезло. Чем ещё занимаются купцы, у которых есть приказчики, выполняющие всё, что надобно для торговли, Хорст не представлял.

Прошлым вечером придумалось одно толковое, как ему тогда показалось, утреннее занятие — проверить, как распоряжаются хозяйством Карл и Жаком, но теперь он отчетливо понимал, что сделать этого просто не сумеет. Ведь ни читать, ни писать он так и не научился, а бывая на ярмарке, видел, что каждый раз, отпуская или принимая товар, приказчики в лавках царапают что-то на восковых дощечках или мажут какие-то значки на гладких досках специальной краской и тонкой кисточкой. И как ему с подобными записями — а Карл и Жаком просто обязаны были их вести — разбираться?

Он ещё раз зевнул и замер, озаренный внезапной догадкой о своем первейшем занятии в новом облике! Как просто! Нужно учиться грамоте! И время убьется, и польза будет. Согласно кивнув удачной находке, он стянул с себя ночную рубаху и переоделся в домашние порты, теплую сорочку, поверх неё накинул шерстяную безрукавку, влез в непривычно мягкие тапки, и отправился на кухню, предполагая поживиться чем-нибудь вкусным.

Здесь, помимо уже проснувшейся Эльзы, допивающей молоко из пивной кружки, обнаружилась кухарка Клотильда, ещё более толстая, чем нянька, с заправленными под платок прядями черных кудрявых волос и необъятным бюстом, звенящая чем-то в прокопченом котле над очагом. Услышав дверной скрип, они обе, как по команде, посмотрели на вошедшего Хорста. Взгляды их, сердобольные и нежные, были полны неподдельного сочувствия к тяготам заболевшего хозяина.