Елизавета Дворецкая - Перст судьбы

Если он понимает, что обесчестил священную деву и почти богиню, должен он понимать, какая для него это честь?

Стейн обнял ее и снова стал целовать, не догадавшись даже сказать, любит ли он ее. Для него это было более чем очевидным. А она знала, что непременно должна сказать ему об этом, потому что он будет думать и вспоминать этот священный вечер весь еще довольно длинный остаток зимы.

Остаток зимы вышел совершенно не такой, как все ожидали. Но виновата в этом оказалась не Велемила и уж тем более не Стейн, а ее брат Велем. Его неожиданное появление весьма оживило новогодние праздники в Ладоге, и без того не тихие. Чего стоило одно то, что он со своей дружиной выступил в качестве второй «волчьей стаи». От священного огня зажгли еще целое кольцо костров, и люди веселились, плясали, чтобы не замерзнуть, пели славу новорожденному солнцу и поедали пироги, собранные «волками». Личины и худые шкуры летели в огонь и сгорали с треском и вонью, парни перекидывались снежками, «волки» гонялись за девушками и валили на снег, раздавались вопли и визг. Строго говоря, «ходить волком» Велем, как человек женатый, не имел права: это издавна была священная обязанность парней, на зиму выходящих из человеческого рода. Когда Селяня, чуть не брызжа слюной от ярости, увидел лицо, показавшееся из-под личины второго «баяльника», он чуть не бросился с кулаками на обидчика и едва не спихнул его в священный костер-божич. Но Велем только смеялся и уверял, что у него с дружиной даже больше прав на «волчью подать»: ведь они пришли из гораздо более далеких краев, нежели зимние ловцы, и дома не были перед этим гораздо дольше.

— Да мы почитай на Том Свете побывали! — орал Велем, отмахиваясь от Селяни личиной со сломанными рогами. — А тебе для меня пирога жалко! На тебе, волчина жадный! — И швырял в него добычу из мешка. Но мешок перед этим уже поучаствовал не в одной потасовке, поэтому кусок жареного мяса уже по виду и вкусу ничем не отличался от пирожка с луком и яйцом.

— Бывал я на вашем Том Свете! — кричал в ответ Селяня, на потеху народу гоняясь за старшим братом и предыдущим баяльником вокруг костра и ловко уклоняясь от бросаемых пирогов.

— Нет, брате, там ты не бывал!

Велем со своей дружиной и правда забрался в этот раз гораздо дальше, чем тогда, когда вместе с братьями отвозил сестру Дивляну к ее будущему мужу, князю Аскольду. В тот раз они съездили только до Киева на среднем Днепре и в тот же год осенью вернулись домой. Этим летом они побывали в греческом городе Корсуне, повидали нижний Днепр, степи, пороги, Греческое море. Разговоров об этом хватило на все новогодние праздники. Каждый день Велема звали на пир то к одному, то к другому, чтобы он снова рассказал обо всем увиденном. Женщины Ладоги каждый день приходили к его жене, матери и сестрам посмотреть на подарки. Остроладе он привез большой ларец, украшенный пластинами белоснежной кости с тончайшей резьбой, изображавшей людей и животных, точно как живых, так что каждую мелочь можно разглядеть. Яромиле и Велемиле тоже по ларцу, но поменьше, отделанному костью попроще, с изображениями кабанов и оленей. Велемила долго разглядывала свой подарок, хотела и не смела прикоснуться кончиками пальцев, загрубевших от постоянного прядения, к крошечным фигуркам оленей, которые были как живые, но только еще красивее. Не укладывалось в сознании, что это сделали человеческие руки… вернее, что человеческие руки сделали только это. Такое немыслимо правдоподобное изображение должно было вызвать к жизни и настоящего оленя… или даже больше, вообще всех оленей, которым предстоит родиться в лесах. Но творить живых существ могут только боги, а значит… значит, этот ларец сделали боги, создав вместе с ним новорожденных оленят? И олени не переведутся, пока этот ларец хранится где-то в мире? Он как тот священный котел, из которого родится все живое, Ложечка однажды рассказывала о нем. И она, Велемила, владеет этим чудом, будто Небесная Лосиха, мать всех лесный зверей!

— Но ведь… где-то должны быть эти олени? — Она подняла глаза на Велема и робко показала на круглые пластинки кости на боках ларца. — Ты мне это подарил, и теперь… они мои?

— Должно быть, да. — Несколько озадаченный Велем почесал в затылке. Он повидал уже достаточно много красиво сделанных вещей и научился видеть в них только вещи, а не шаги божественного творения. — Считай, что твои. Где-то ходят теперь в лесах стада твоих оленей. Нехудое приданое будет, а?