Елизавета Дворецкая - Перст судьбы

После того вечера, когда приехал плесковский князь Вольга, они почти и не виделись. Пока Вольга оставался в Ладоге, Домагость каждый вечер приказывал дочери быть на пиру и угощать жениха, чтобы люди видели, что и князь, и воевода собираются выполнить уговор. А потом «стая» ушла в лес, и они не попрощались даже — так, виделись мельком, и все.

«Волки» обходили дома, тонули в снегу на узких тропинках, боролись между собой, торопясь проскочить вперед. Важно было не забыть никого — дому, который миновали «волки», не будет удачи, а поди отыщи в снегу все занесенные по самую крышу рыбацкие избенки! Особенно много давали в домах старейшин. Там везде уже было оживленно: много огня, гул голосов, пьяноватые крики. С волчьего обхода начинались длинные новогодние праздники, и сегодня, когда «волки» изгонят нечисть изо всех дворов и со всех соберут дань, на Дивинце загорится пламя в честь возрожденного солнца, начинающего новый годовой круг.

Вот впереди показался двор Творинега, и Стейн вспомнил, как в первый вечер в Ладоге Велемила привела его сюда «воровать кур». И от этого воспоминания еще сильнее захотелось наконец увидеть ее лицо. Сколько надо будет ходить? Они ведь прошли не больше половины населенной полосы вдоль Волхова, составлявшей вик Альдейгью.

— Э, а это еще что такое? — вдруг заорал баяльник и с негодованием показал вперед копьем, на которое опирался. — Это что еще за варяги?

Возле Творинегова двора уже бушевала какая-то «стая». Такие же «волки», ряженные в шкуры и личины, такой же баяльник впереди и даже баяльница! Случалось, что разные «ветки» и «стаи» ходили по отдельности, каждая со своим вожаком, но Марена — Лютая Волчица была только одна, как одна может быть баяльница в Ладоге! А те негодяи деловито стучали палками по углам дома, одни изображали беглых навий, другие гонялись за ними по сугробам и, завалив, пытались загрызть и разорвать, волчица-Марена чертила пламенем факела оберегающие знаки на дверях и окнах дома — все, как делала Селянина «стая»!

— Бей варягов! — заорал вожак и побежал, путаясь в шкуре, на врага.

«Волки» с воем кинулись следом. Завидев их, те завопили еще пуще, и две стаи с дикими воплями столкнулись. И пошла потасовка. «Волки» гонялись друг за другом, норовя надавать тумаков противнику, сорвать с него личину, а самого закопать в снег; в ход шли палки, колотушки, кулаки и даже мешки с добычей. Сцепившиеся «хищники» катались по снегу и рвали друг на друге шкуры; крики, вой и вопли были слышны, наверное, до самого Ильмерь-озера. Хозяева высовывались из дома в жажде поглядеть на невиданное зрелище, но вид дерущихся оборотней в темноте был так страшен, что люди тут же прятались назад. Огненными звездами проносились в темном воздухе брошенные факелы, втыкались в снег и гасли. Две волчицы сцепились перед дверью и охаживали друг друга своими колотушками, стоя по колено в снегу и падая при попытке подойти поближе. Факелы чадили и гасли, а к тому же шкуры и личины на всех были одинаковые, так что «волки» из разных «стай» очень быстро перестали различать, где свои, а где чужие.

— Ко мне, други мои верные, братья мои лесные! — низким знакомым голосом вопил вожак одной из «стай», поставив ногу на тело второго вожака, наполовину зарытое в снег. — Идем дальше!

Уцелевшие «волки», подбирая растрепанные шкуры и выхватывая из снега свои орудия, поползли, похромали и побежали к нему. Каждый из них мог думать, что победил именно его вожак, да и как тут разобрать? «Убитые» остались, растерзанные и зарытые в снег, а победители подобрали мешки с полураздавленной добычей и, ликующе подвывая, тронулись к Дивинцу. Там уже лежал привезенный «волками» божич — огромное полено, целый ствол, избранный Святобором для возжигания священного огня, а вокруг толпились старейшины.

Стейн пошевелился и принялся барахтаться, пытаясь вылезти. В схватке его так приложили по голове чем-то тяжелым, что он, может, и не потерял сознания, но охоту воевать на некоторое время утратил. Сейчас он лежал, почти зарытый в снег, и каждой косточкой ощущал, что по нему прошлась, кажется, вся вражья «стая». Кто победил, он понятия не имел. Мерзкий холодный снег был везде — в рукавах, в чулках и за шиворотом. Лицо горело, одна рукавица куда-то делась, да поди ее теперь найди! Разве по весне всплывет… Вокруг еще кто-то шевелился, ругался и кашлял.