Жан-Клод Мурлева - Горе мертвого короля

— И твоего брата расстреляли?

— Нет. Не успели — казаки напали раньше.

— Значит, он вернулся на Малую Землю…

— Не знаю. Больше я его не видел. Сражался, потом все это безумие, отступление… Я ушел. Покинул его в этом погребе… Алекса…

Дождь уже давно еле моросил, но они все стояли, не двигаясь с места. Оба не могли опомниться, выплеснув все, что таили в душе. Они ждали, чтобы дождь совсем перестал, и молчали. Потом Фенрир спросил:

— Что же нам теперь со всем этим делать? Со всеми этими истинами?

— Что делать? Но ведь эти истины существовали и раньше, до того, как были высказаны. И мы с ними жили… Теперь это будет немного легче. Надеюсь.

Он улыбнулся ей, признавая ее правоту. Но они все еще медлили под Камнем.

— Еще одно, матушка.

— Да?

— Кто дал мне это имя — Фенрир? Вы или Герольф?

— Герольф. Это значит «Волк», ты знаешь.

— Да, я знаю. Тогда я прошу вас, если можно, вернуться к моему настоящему имени, тамошнему, к моему прежнему имени.

— Попробую, сын мой.

— Меня зовут Бриско. Назовите меня так, прежде чем мы выйдем из-под Камня. Пожалуйста.

Она нервно тряхнула головой.

— Идем. Лошади совсем вымокли. Пора домой.

Он не двинулся с места.

— Идем, Бриско… — позвала она.

Урс Хааринен больше тридцати лет совершал торговые рейсы между Большой Землей и Континентом и чего только не возил: лес, рыбу, кожи, ворвань, водку. Тем, кто дал ему прозвище «Лысый», не пришлось напрягать фантазию. Его красный и словно отполированный череп так и сверкал на солнце, уже повернувшем на весну. На лбу выступал пот. Он отер его платком.

Он стоял на палубе, довольный заключенными сделками, довольный ясной погодой, довольный своим судном, своей командой, своей дородной фигурой — всем довольный. Он наблюдал за снующими туда-сюда матросами: погрузка подходила к концу. Еще час, и судно выйдет в море, держа курс на Большую Землю.

С набережной его окликнул помощник:

— Капитан, там в гостинице один парень просится к нам пассажиром. Чудной какой-то. Говорит, деньги у него есть. Сам с Малой Земли. С виду странный, но вроде безобидный.

Лысый, как правило, не брал пассажиров, но он и сам был с Малой Земли и питал нежнейшую привязанность к родному острову. Там он рос, пока не надумал попытать (и обрести) счастье в чужих краях. Это и побудило его на этот раз сделать исключение.

— Ну, веди его сюда, посмотрим, что за птица.

Человек, который через несколько минут взошел по трапу и направился к нему, издалека показался капитану стариком — такой он был худой, такие замедленные были у него движения. Однако когда он подошел поближе, стало видно, что это человек молодой. На нем был длинный плащ, сапоги изношенные, за плечами вещевой мешок. Длинные нечесаные волосы спадали до плеч. Явный бродяга.

— Тебе, стало быть, надо за море?

— Если можно…

— Сам-то откуда?

— С Малой Земли.

— И у тебя есть чем заплатить за проезд?

Вместо ответа молодой человек вытащил из кармана кошелек, развязал его и высыпал себе в ладонь все содержимое.

— И это все, что у тебя есть? — фыркнул Лысый. — Делать что-нибудь умеешь?

— Я… я столяр.

— Ну-ну, видали мы таких столяров! Чем же ты тут занимался, на Континенте?

— Я… я ходил…

— Ходил, значит.

— Да, ходил… искал одного человека.

Лысый уже не в первый раз отметил, что его собеседник говорит как-то неуверенно, запинаясь на самых простых словах. Он подумал, не слабоумный ли это, и заговорил мягче:

— Ах, вот оно что. И как же, нашел ты этого человека?

— Нет.

Это «нет» он произнес как-то странно, задумчиво, почти удивленно. Последовало молчание, потом капитан продолжил допрос:

— Как тебя зовут?

— Меня зовут Александер Йоханссон.

— Ну ладно. Можешь остаться на борту. Довезу тебя до Большой Земли. Дальше уж сам добирайся. Но каюты для тебя у меня нет. Ночевать можешь в трюме, выбери себе там местечко. А гроши свои оставь себе.

За два следующих дня они больше не перекинулись ни словом. Молодой человек почти все время спал в трюме и выходил на палубу только на рассвете и на закате. Лысого в конце концов стало разбирать любопытство, и однажды вечером он подошел к своему пассажиру, стоявшему на корме. Легкий восточный ветер надувал паруса. Море было гладкое, как масло. Некоторое время они молча смотрели вдаль, потом капитан попробовал завязать разговор: