Дмитрий Веприк - Легенда о гибели богов

— Ты так уверена в этом, девушка?

На его лице больше нет улыбки.

Она вскакивает на ноги:

— Пошел прочь, пес!

Поднятая для удара вооруженная рука замирает. Сквозь мертвую сухую древесину пророс невиданно прекрасный цветок.

— Разве не клялась ты именами богов, что отдашь свои права, свободу и душу тому, кто поможет твоему избраннику вернуться из Лабиринта?

Ее рука бессильно падает:

— Я ненавижу его...

— Но разве ненависть лишает силы клятву?

— Кто ты? — тихо спрашивает она.

— Иногда меня называют Дионисом.

— Дионис... И ты помог ему?

— Да, девушка. Я исполнил твою просьбу. Пришло время платить.

— Да, ты прав... Я готова платить.

Уже стоявшая на ногах, она опускается на колени. Снят и брошен в песок золотой венец принцессы Крита, склонена голова, упавшие волосы скрывают лицо, не видно глаз, которые все равно никогда не загорятся светом любви:

— Я твоя раба.

— Тогда идем. Нас ждет корабль.

Дарящий безумие бог протягивает руку.

Ее боевые кони еще хрипят после яростной скачки, когда пройдя быстрым шагом благоуханные сады Олимпа и едва не отдавив хвост перепугано закудахтавшей райской птице, сероглазая богиня входит в свои покои.

Рассчитывавшая побыть в них одна, против ожидания она застает у себя Афродиту, задумчиво продевающую золотистую нить будущего узора — сидя за ее ткацким станком! Встретившись с глазами воительницы, богиня любви непроизвольно роняет челнок.

Вместо приветствия и для начала Афина взмахом руки переворачивает станок:

— Во-первых! — тихо произносит она. — Я сколько раз говорила, чтобы никто — хоть бы и сам Зевс — не трогал моих инструментов!

— А во-вторых?

— А во-вторых, они не для твоих рук — ты-то и со своим ремеслом справляешься плохо.

Эти падающие спокойно слова в устах сероглазой богини стоят бешеных криков. Афродита не выдерживает:

— Да кто ты такая...

— Твоя подруга! — следует резкое, — и, как говорят, сестра. Напомню, не сумев спрясть свою пряжу, не стоит садиться за чужую!

— Да что ты говоришь... — ехидно начинает Афродита.

— То, что знаю! Твои любовные кружева, милая, сотканы из гнилых ниток!

Похоже, что златовласую богиню это берет за живое:

— Что ты понимаешь в любви, никогда ее не знавшая! Любовь — это хрупкий цветок, ему не прорасти на камнях, как твоей хваленой маслине!

— Вон! — с тихой яростью произносит воительница.

Афродита встречает бешеный напор взгляда ее глаз — и исчезает.

Оставшись одна, Афина задумчиво поднимает перевернутый станок и долго, едва ли видя, глядит на недотканный узор.

...Есть старая, седая легенда. Говорят, что именно она, преемница Зевса, дочь погубленной им Метиды, богини разума, сама, без всяких подсказок, сделала из кости оленя первую флейту, на которой однажды сыграла на пиру богов. Ее слушали внимательно и не прерывая, однако в глазах прикрывших лица богинь ею был угадан смех. Прошло время, и однажды, снова оставшись в одиночестве фригийского леса, Афина вновь поднесла к губам флейту. Наклонившись над ручьем, она увидела в неверных струях отражение надувшего щеки и побагровевшего лица. И тогда, как говорят, бросив наземь, богиня прокляла флейту. Позже ее на свою беду подобрал один сатир. Так вот, все было не так.

Суетное тщеславие чуждо сероглазой богине. Но правда в том, что звуки этого инструмента способны пробудить спящие до поры, до времени в глубинах душ яростные, непокорные разуму силы. Те же, которые заставляют обезумевшего оленя вновь и вновь скрещивать окровавленные рога в схватке за лань. Те же, что заставляют воина, прикрыв отход товарищей, умереть неоплаканным на чужом берегу. Те же, что велят проклявшей жизнь в муках родов матери протянуть ослабевшие руки к подавшему голос комочку, части себя...

Правда и в том, что окончательно наложить на эти силы заклятье сможет лишь смерть. Но если ты хочешь, накинув на них узду, купить ценой одиночества свою странную гордость, независимость и ясность разума — не слушай голосов флейт.

Итак, снова Аркадия, славный горный край, где не омытая великими потопами и не выжженная под пашни земля первозданна, а люди изначальны по природе своей, страна, где не возлагают на алтари плодов земных и до сих пор проливают человеческую кровь на алтарях Крона.

Вот уже немало дней Человек-с-гор живет в этих горах странной жизнью, которую можно назвать жизнью зверя. Хотя он и знает, что не утратил способность творить чудеса, он не может излечить собственных рук. С опаленных огнем и покрытых гнойной коркой, с них то и дело, как со змеи, сползают клочки кожи. Ему кажется, что теперь так будет всегда.