Дмитрий Веприк - Легенда о гибели богов

Где-то в хаосе этих одинаковых серых коридоров бродит тоскующее о крови рогатое чудовище. Тесей осторожно пробует пальцем остроту клинка. Чудовище надо убить.

Разматывая клубок, он минует первую развилку.

Никто не видит ее в густой тени орошаемого сада. Губы черноволосой девушки в диадеме принцессы Крита шепчут какие-то слова.

— Ты не умрешь, — бормочет она. — Вернись ко мне, любимый. В твоих руках осталось мое сердце. Я не хочу, чтобы ты умирал.

Это смешные слова. Небеса глухи к ним. Слепы широко раскрытые глаза распустившихся цветов. Все так же дрожит полуденное марево. Неподвижны стражи Лабиринта. Она закрывает глаза. Стиснутые пальцы чуть белеют:

— Великие, что услышат меня, кому внятен голос сердец, — снова шепчет она, — я никогда ничего не просила у вас. Придите к нему на помощь, и отдам вам все. Мои права, мою свободу, мою душу. Я не хочу, что бы он умирал! Услышьте меня, боги!

Шепот, сорвавшийся с ее губ — он ненамного громче, чем голос сердца. Никто не услышит его.

Разве что боги...

Вой чудовища снова оглашает закоулки Лабиринта. Эхо доносит его со всех сторон, и идущий сумеречным коридором Тесей невольно думает о тех, кто вошел в Лабиринт прежде него. Их жизнью распорядился слепой жребий, они были безоружны, и прекрасная черноволосая принцесса не учила их движениям священных танцев.

Он пытается представить тех, вошедших прежде. Он знает, что это были сильные, смелые мужчины и прекрасные девушки, рожденные для побед и любви. Что сталось с ними? Почему никто из них не вернулся обратно?

Как коварная змея, страх заползает в душу.

По-прежнему бесшумны шаги, прочна вьющаяся в пальцах нить, точен выбор поворотов, однако когда за очередным из них вспыхивает свет, он вздрагивает. И оглядывается.

Последние шаги открывают ему большой зал под погруженным во мрак куполом. В центре зала на возвышении стоит черный трон. Он пуст.

А еще есть воспоминания.

Из отдушины давно не падает свет, догорающий факел бросает на каменный пол искаженные очертания решетки, а Человек-с-гор шагает забытой тропой в Трохинских горах, споря со своим случайным спутником о, может быть, самых важных вещах, когда раздаются шаги, голоса, и к его решетке подводят человека, который держится на ногах только благодаря древкам протянутых ему копий. Кто-то из пришедших, сделав ловкое движение мечом, срезает с человека пояс. Распахнувшийся изорванный хитон обнажает тело, изуродованное набухающими под мышкой и в паху струпьями.

— Да, — спокойно говорит Человек-с-гор, слыша знакомый запах. — Это чума.

И возвращается к своим воспоминаниям.

Черный трон хозяина Лабиринта пуст, и гаснет в закоулках далекий вой. Можно войти в этот зал, сердце храма безнадежности — однако Тесей не может этого сделать. Можно по-разному называть это сложное чувство. Он предпочитает считать его осторожностью.

Можно подождать и здесь, на входе. Рано или поздно хозяин Лабиринта вернется к своему трону. Но Тесей недолго придерживается этого решения. Сворачивая клубок, он возвращается.

И не узнает пройденного пути.

Он снова сидит у костра, среди пирующих воинов, слышит слова спора и снова — в который раз! — швыряет в костер щедро протянутую ему жирную кость, когда воды реки памяти вновь покрываются рябью и, открыв глаза, Человек-с-гор снова видит предавшую его.

Она стоит у решетки. В ее запавших, широко открытых глазах он без труда читает ужас смерти.

— Я больна, — произносит она.

Он кивает:

— Я понял. Странно, что стрелы чумы сделали тебя одной из первых жертв. Не находишь?

— Мне страшно, — говорит она.

— И это тоже проходит.

Держась за решетку, она опускается на колени. Он понимает, что это не игра, и даже не мольба. У нее действительно нет сил. Но его сердце молчит.

— Я не хочу умирать!

Она дрожит. Ужас кричит в ее глазах.

— Это общая участь людей.

— Ты же можешь спасти меня!

Он качает головой:

— Ты для меня никто, девушка. Я устал творить чудеса. Покинь это место. И умри.

И, закрыв глаза, Человек-с-гор возвращается туда, где окончен спор, чтобы вслед за одиноким воином, носящим на руках старые шрамы, а в душе вечную горечь прежнего предательства, уйти во мрак, покинув ярко пылающие костры сытых победителей.

Нить Ариадны по-прежнему в его руке, но правила поворотов забыты. Это слепые блуждания. Бродящий в Лабиринте больше не ищет Минотавра.