Клайв Баркер - Абарат. Абсолютная полночь

Зеркальная печать вспенилась, задымилась и растворилась. Она вошла внутрь, изнывая от любопытства и не собираясь ждать, пока расплавленное отверстие застынет, предпочитая вытерпеть жалящие капли раскаленного металла на собственном черепе и плечах.

Ее нетерпение было вознаграждено, и незначительная боль мигом забылась на фоне того потрясения, что ожидало ее внутри.

В Башне Иглы не было лестниц, спиралями уходящих ввысь. Не было здесь и никаких механических приспособлений, которые могли бы ее поднять. Стены башни покрывали изящные выросты желтой, серой и сине-фиолетовой ткани, образующей чувственные цветы невероятной сложности и гармонии; их мембраны набухали и опадали, переплетенные стебли быстро вспыхивали и переливались, уносясь к залитой лунным светом комнате на вершине. Боа осторожно прикоснулась к узлу из разноцветного вещества в форме кадила, свисавшего на стыке нескольких длинных, сверкающих, влажных стеблей.

Анатомия Иглы мгновенно отреагировала на прикосновение. Пол под ногами Боа начал вращаться, и она бы упала, если бы поверхность в тот же миг не повернулась в противоположном направлении, вернув ей равновесие. Она ухватилась за петлю переплетенных внутренностей, чтобы вращения не застали ее врасплох, но едва она это сделала, как вся система цветущих кишок и светящихся сосудов начала поднимать ее на платформе из плоти лепестков, натянутых на кость; она поднималась с такой скоростью, что едва могла дышать, обгоняя семенные органы, откуда вытекал медовый сок, быстрые соединительные лозы, лепящиеся по стенам, плодоносящие выпуклости и железы, что взрывались в честь ее прибытия и выплескивали на нее свои драгоценные соки, пятная жизнью (ту, что еще несколько часов назад была созданием, лишенным формы, исключенным из материальности этого мира) и одаряя новыми способами прожить свою обретенную после смерти жизнь.

Теперь она была почти на вершине башни и видела, что комнату освещает не только лунный свет. Здесь были другие источники, и они двигались.

— Тлен? — позвала она. Ответа не было. — Это я. Твоя принцесса. Я вернулась.

Будучи островом, видевшим прибытие и отбытие живых и мертвых (а также многих путников, не попадавших ни в одну из этих категорий), Горгоссиум нуждался в трех гаванях.

Та, что предназначалась для строительства и спуска на воду огромных судов, называлась Китевай и располагалась на северо-востоке. Именно оттуда «Полынь», новый корабль Бабули Ветоши, отправился разорять Иноземье и встретил бесславную гибель среди заполненных водой улиц Цыптауна.

Для большинства судов, которые разгружали и загружали товары, существовала торговая гавань в Узнаке, на юге острова.

Но ныне матриарх собиралась воспользоваться третьей, самой маленькой гаванью в местечке Вроконкефф.

Путешествие было не слишком далеким — ей предстояло пересечь пролив к пирамидам Ксуксуса. Путешествие могло не иметь больших последствий, но тем не менее было очень важно, и она готовилась к нему, постясь девять дней и за это время не сказав ни единого слова. Даже сейчас она спустилась с мумифицированной руки, давно служившей ей средством передвижения, и, не говоря ни слова, направилась к простому судну, готовому отвезти ее к пирамидам. Из уважения к своей старейшине швеи, которые ее сопровождали, вели себя точно также.

Она находилась уже на середине трапа, когда на дальнем конце пристани возникла какая-то суматоха.

— Госпожа! Госпожа!

Это была девушка по имени Маратиен, которая несколько лет прислуживала матриарху в башне. Теперь она бежала по пристани к своей хозяйке. Несколько швей преградили ей путь, чтобы не допустить к Бабуле Ветоши, опасаясь, что намерения Маратиен могут быть недобрыми.

Но старуха ее не боялась.

— Пропустите, — распорядилась она. — Пусть подойдет. Что случилось, Маратиен? Что тебя так встревожило, дитя?

— Кто-то находится в вашей башне.

— Разумеется. Я оставила…

— Но это не сестры-швеи, госпожа.

— Тогда кто?

— Я ее не знаю.

— И это настолько тебя обеспокоило, что ты прибежала, чтобы меня предупредить?

— Да, госпожа.

— Ты знаешь, насколько важно для меня это путешествие?

— Конечно, знаю. Простите, что отвлекаю вас от великой работы. Я не хотела проявлять неуважение. Пожалуйста…

— Тихо, тихо, — сказала Бабуля Ветошь, и в ее голосе прозвучала почти любящая снисходительность. — Ты все сделала правильно.

— Я не думала, что…